Элдон Асп: Конан и дочь демона

Закат окрасил небо в пурпурный цвет. Словно кто-то неведомый разлил в вышине целый океан крови. По неровной дороге, напоминающей грубый шрам на теле бесконечной пустыни, ехал одинокий путешественник. Внезапно на его лицо упало несколько капель. Подняв голову, он обратил взгляд на быстро темнеющий горизонт, и почти в тот же миг в небесах блеснула вспышка молнии. Всадник нахмурился и ударил пятками в бока своей лошади. Животное издало утробное ржание, но подчинилось команде и, нагнув голову, перешло на галоп.

Путник поправил капюшон войлочного дорожного плаща, который защищал его от палящих лучей солнца на протяжении долгого пути через пустыню, и теперь поглощал влагу начинающегося дождя, исключительно редкого явления в здешних местах.

Всадник был крупным человеком, но сейчас казался меньших размеров из-за низкой посадки. Кроме того, на его лице лежал отпечаток усталости и лишений. Лошадь выглядела еще более измотанной, чем хозяин и с трудом удерживала заданный темп. Однако наездник продолжал настойчиво понукать ее несильными ударами пяток по ребрам. Каждый раз когда животное сбавляло ход, готовое остановиться, он наклонялся, ласково трепал по шеи и шептал в ухо ободряющие слова. Эти действия помогали, и лошадь послушно переставляла ноги, двигаясь вперед на приделе сил.

Когда до места назначения оставалось уже немного, всадник и его конь встретили на пути странную процессию. Группа жрецов Митры смотрелась совершенно неуместно среди унылого, безжизненного пейзажа. Что привело паломников в пустыню, наверное, знал лишь их бог.

— Сын мой, — после короткого обмена приветствиями нараспев произнес один из священнослужителей, — путешествие в темноте по песчаной равнине в одиночку сопряжено с большим риском. Я и мои братья имеем все необходимое, и мы будем рады разделить с тобой ночлег. Зачем спешить и подвергать себя опасности?

— Я не могу остаться с вами, — ответил путник решительным отказом. — Там, в конце этой дороги меня ждет важное дело.

Жрец открыл было рот, чтобы снова начать уговоры, но непреклонность в синих глазах незнакомца подсказала ему оставить подобные попытки. Он вздохнул и сказал другое:

— Мо крайней мере, назови мне свое имя, и я буду поминать его в своих молитвах. Великий Митра милосерден! Он оградит тебя и простит твои грехи!

Оглянувшись назад с усмешкой больше похожей на гримасу, странник бросил на ходу:

— Меня зовут Конан — киммериец. И я не уверен, что твой Митра рассудит по справедливости и простит душу того, кого уже давно проклял старый пройдоха Кром!

Произнеся эти слова, всадник отвернулся от растерянного жреца и парой пинков в бока измученной лошади вдохнул в ее тело новую искру жизни.

Солнце закатилось, и в Ушбеше — заморийском городе вблизи туранской границе все приличные люди отправились на покой. В эту ночь на город, носящий разные нелицеприятные прозвища, обрушился настоящий ливень. Крупные капли разбивались мириадами брызг об вымощенные булыжниками мостовые вокруг центральной площади. Из желобов хлынули потоки воды. Отблески лунного света, пробивающиеся сквозь пелену облаков, сверкали в образовавшихся лужах, создавая короткую иллюзию россыпи драгоценных камней. Удивительно, но и ветхие лачуги, кое-как слепленные из соломы, глины и навоза, расположенные в трущобах, на некоторое время становились похожими на искрящиеся шедевры архитектуры. Но когда дождь еще более усилился, и сточные канавы превратились в реки грязи, перемешанные с кровью, бедняцкие кварталы, называемые еще Ядовитым Городом, приняли свой обычный вид.

На улицах, разбитых по какому-то загадочному, нелепому плану, было тихо, если не брать в расчет устойчивый шум ливня и отдельные смешки припозднившихся случайных гуляк. Даже крысы, которыми просто кишели здешние районы, неотмеченные на основных городских картах, спешили вслед за местными жителями найти убежище в мусорных кучах и норах, именуемых тут человеческим жильем.

Бледная луна скрылась за тучами, и тут же ослепительная молния, словно исполинский меч рассекла небосвод напополам. Один за другим прогремели два оглушительных раската грома. Им вторил нестройный хор испуганных возгласов на доброй сотне различных языках, принадлежащих наиболее робким нищим и другим отбросам общества, обитающим в трущобах. Потом снова стало относительно тихо. Возвратилась тьма, став еще чернее после мгновенной яркой вспышки. На какое-то время только барабанная дробь дождевых капель по камням стала единственным звуком. Однако скоро к нему присоединился другой, более гулкий. В нем при желании можно было разобрать отдаленный цокот конских копыт. Преследовал ли кто-то своего врага, или, наоборот, человек спасался от погони? На такие вопросы не отважился бы дать ответ ни один из местных.