Витёк, будучи городским ребёнком, приезжая летом к бабушке в деревню, всегда сильно удивлялся разнообразию природы, не только наличию кур и гусей, расхаживающих по огороду среди грядок с огурцами и помидорами, а и крупному рогатому скоту, принадлежащему местному колхозу под названием «Светлый путь».
Лёжа в высокой траве, где на лугу обычно паслись все эти коровы, быки и даже лошади с жеребятами, всё с восторгом взирал на их внушительные размеры. Нет, не лошадиного или бычьего торса, а их половых органов. И всегда зачем-то переводил стрелки на себя, на то, что ещё только можно сказать, зарождалось у него между ног и со вздохом сожаления думал: вот бы у меня был такой половой член, как у того быка, который пасся между двух тёлок в чёрных пятнах, я бы тоже назывался племенным. Что это означало, достоверно не знал, но слышал, с каким уважением местные мужики произносили «этот племенной бык…», а дальше уже догадайся сам, сколько коров за раз он оприходывал этот бык и сколько потом приплода получал их колхоз под названием «Светлый путь».
Но время шло, Витёк подрастал и теперь ему уже больше нравился половой орган коня, у того выглядел он повнушительней, как-то так, помощнее, как он сам любил выражаться. Да и прослышав анекдот про индейца, который был недоволен своей кличкой, а звали его не гордо Быстрый Олень, как принято, а всего-то Бычий Х#й, решил, что, если что, сравнения его с конём будут несколько посолидней звучать. Потому что его детские мечты, похоже, сбывались, прямо, если не на дрожжах, то на глазах точно. И он уже мог с точной достоверностью и гордостью за своё не просто подросшее, а выросшее достоинство произносить каждый раз, «а у меня прям, как у коня…» совсем позабыв, что племенные бычки тоже приводили его в восхищение, но по другой причине. Ибо произвёл на свет в качестве потомства Витёк всего-то одну дочь Ирину, правда, та, потом нарожала ему, состоявшемуся деду, аж двух внуков. Переплюнув отца ровно в два раза.
В общем, после того, как жена Витька сначала отмучавшись с ним при зачатии дочери, ибо замуж выходила всё ж не за коня, а за нормального мужчину, потом при родах, покинула своего благоверного навсегда, тот стал приводить к себе домой новых пассий, которым каждый раз, что выглядело уже каким-то оправданием, говорил, «у меня всегда был х#й, как у коня, а теперь, вот…» и грустно опускал глаза, давая понять, что вот ра-аньше… бабы просто стонали от него, а теперь почему-то быстро одевшись поутру, покидали его пенаты с намерением больше не возвращаться. Они тоже не мечтали, если не о животной страсти, но об органе от буйвола уж точно. А Витьку ничего не оставалось, как вновь пускаться на поиски той, что удовлетворит его не угасающие желания и потребности, будто больше ничего у него в этой жизни не осталось.
В таком режиме, долгие годы, прожив почти до пенсии, Витёк так и не прочёл ни одной книжки, кроме строительных журналов в виде альманахов, из которых он выносил всё новые идеи по строительству своей дачи, короче были эти книжонки его настольными, но и камасутру он не читал, хотя по обычаю тех времён успел пролистнуть пару раз порно журналы, привезённые его школьным товарищем из загранпоездки, не произведшие тогда особого на него впечатления, всё ж деревенские мотивы ему были больше по душе. То ли фото там, на этих листочках не были нужного размера, который его приводил в восхищение, то ли не так снято было, не с того ракурса, что не разглядел он всё и как надо, но так и валялись они у него под диваном, и даже не с замусоленными страницами.
Но всё ж считая, что для счастья не так много надо, а только то, что у него было между ног, продолжал приводить всё новых дам к себе на ночлег. Заводя в коридор своей квартиры, сначала с осторожностью проводил мимо консьержа, который вообще-то уже со счёту сбился, какая пятая или десятая посетительница их многоэтажного дома явилась в очередной раз к их жильцу, потом так же аккуратно проводил вдоль соседских дверей, тут тоже могли засечь, а причина таких опасений находилась на соседней улице, где проживала дочь Витька Ира и тапочки которой с удивительным постоянством и основательностью находились всё же у него, там, куда и приглашал на начальном этапе Витёк своих дам.
А зайдя в квартиру, выдавал те самые тапочки, других у него не было, с сомнением разглядывая ноги в чулках не того, привычного размера. Потом, когда женщина, сняв верхнюю одежду заходила в комнату, он медленно и важно подходил к ней, наклоняться сильно не приходилось, потому что вот тут не вышло нужного соответствия, то есть ростом Витёк не вышел и произносил свою коронную фразу, уже замусоленную, но не как странички порножурналов, так и лежащие у него под кроватью: « Я так люблю раздевать женщин!» А на самом деле в душе считал совсем по-другому, не понимая, как вообще, всё происходило, вспоминая виденные им где-то картины художников XVIII или XIX веков.
Читать дальше