Сергей и Дина Волсини - Федина любовь

В доме у него были свои уши, и одна небезразличная душа нашептала ему, что, может, напрасно он так горюет и борется за семью, ведь третий ребенок – не от него. Федю как ледяной водой окатили. До такого он не додумался бы никогда, все-таки он верил в порядочность жены и, еще больше, в бдительность Магомеда Магомедовича. Он взорвался. Кинулся выяснять, что да как. Махал кулаками и требовал ответов. Собрался делать тест на отцовство, но не пришлось: Мадина сама ему призналась – она родила от Айсы. Приглядевшись как следует к дочери, Федя и сам вдруг углядел в ней чужие неприятные черты, которые пока не бросались в глаза (считалось, что девочка пошла в бабушку по линии матери), но со временем могли явственно обнажить его позор. На какое-то время Федя потерял равновесие, не представляя, что ему с этим делать. Он не привык решать проблемы, этим всегда занимался отец, но Магомед Магомедович находился в поездке и должен был вернуться не раньше будущей недели. У Феди голова пошла кругом. Его раздирала ревность. Все мысли крутились вокруг Айсы – он готов был пристрелить его. Тот, хотя и старался не попадаться на глаза, по-прежнему работал у них и все время торчал где-то неподалеку, и это еще больше выводило из себя. Зная, что Айса крепче него, он сразу подумал про пистолет и ночами, не в силах заснуть, прокручивал в голове сцену возмездия. Однако предпринять ничего не решался. Боялся, что убийство не сойдет ему с рук. Это бросило бы тень на отца, а тот не простит ему испорченной карьеры и не станет его защищать. Надо было придумать что-то поумнее. Находиться в доме было невмоготу, но и уезжать было страшно – стоило Феде выехать за ворота, как ему мерещилось, будто жена бегом бежит в объятия подлеца, и эти картинки крутились в голове так навязчиво и явно, что Федя разворачивал машину и летел домой убедиться, что все на своих местах. И дома начинал мучиться снова.

Он злился на Мадину, видеть ее не мог. С тех пор он не обмолвился с ней ни словом и даже при домашних демонстративно игнорировал ее – такого с ними раньше не случалось. В доме царило напряжение. Все видели, что у хозяев нелады, а может, и догадывались, почему. Федя не знал этого наверняка. То ему казалось, что всему дому давным-давно все известно, и он чувствовал себя последним дураком, то готов был поверить в то, что этим двоим удалось обвести всех вокруг пальца и домочадцы живут как прежде, ни о чем не подозревая. У кого точно ничего не изменилось, так это у девчушки. Смешливая, жизнерадостная, она единственная озаряла дом своей веселой беготней, и ее невозможно было не любить. Федя за голову хватался. Она была ему по-своему дорога, и он привык считать ее своей, и что теперь – отказаться от нее? Отгородить от семьи, выставить вон из дома? Или не позориться? Делать вид, что все в порядке? Злиться на нее он не мог, но всякий раз, когда она подбегала к нему со своим невинным ласковым личиком и звала его папой, он корежился, не знал, куда себя деть, и в очередной раз пытался исчезнуть из дома.

Его терзало предчувствие, что Магомеду Магомедовичу, как обычно, все известно, и это жгло его изнутри. Почему отец ничего не сказал ему, почему не пресек на корню эту позорную связь? Почему тянул так долго? О чем он только думает? Какие планы строит в своей голове? Как теперь выкручиваться? Наконец Магомед Магомедович вернулся. Если вначале Федя еще сомневался, стоит ли говорить с отцом и не лучше ли попытаться разобраться с этим самому, то за неделю он так извелся, что помчался к отцу и, не переводя духу, налетел на него со своими вопросами. Федя был взвинчен и зол, а Магомед Магомедович тверд и спокоен, как скала.

– Всему в этой жизни есть свое объяснение, – начал он со своей излюбленной присказки. Разумеется, он знал обо всем с самого начала. Мадина сама ему призналась – сказала, что она слишком уважает его и не хочет, чтобы он услышал обо всем от кого-то. Лучше скажет ему сама. Смелая все-таки женщина. Да, он был неприятно удивлен. Ничего подобного в их роду не бывало! Он не ожидал такого от невестки, но что же он мог поделать? Легче остановить дождь, чем переубедить такую женщину, как Мадина. Она вбила себе в голову, что Айса всегда ее любил, годами жертвовал всем ради нее. Женщинам нравятся такие романтические выдумки, они жить без этого не могут. Вот и она не устояла. Непорядочно, конечно, поступила – тут и говорить нечего. Но все же, если подумать, ее тоже можно понять.

Это он, Федя, привык считать Айсу водителем. А ведь Айса давно уже взял на себя роль няньки или, вернее сказать, воспитателя детей. Да, он плохо образован, но он умеет находить нужных людей и договариваться с ними. Когда у младшего мальчика начались проблемы с успеваемостью, Айса первым заметил, что все дело в учительнице – она слишком давит и не дает ребенку развиваться. Его перевели с другой класс, и все наладилось. В следующий раз Айса нашел для него хорошего логопеда, а затем репетитора по английскому, и еще тренера по боксу. Несмотря на неважный русский, он умел расположить к себе людей. И у него всегда было время. Пока он подолгу ждал мальчишек у школы, он общался с водителями и няньками других детей. Интересовался, выуживал, узнавал, был в курсе всего, что творилось в школе. Был глазами и ушами Мадины. Она прислушивалась к нему, и постепенно у нее вошло в привычку советоваться с ним. Все, что он предлагал, в конечном итоге шло на пользу детям. Она ему доверяла. Когда у старшего сына обнаружилась аллергия и врач посадил его на строгую диету, именно Айса пополнял холодильник и следил за тем, чтобы в машине у него всегда был какой-нибудь полезный перекус. Он даже – вопреки обычаям горцев – освоился на кухне и, в случае чего, мог быстро организовать обед, чтобы дети не хватали еду где ни попадя. Мадина, которая больше всего на свете беспокоилась о здоровье сыновей, без него была как без рук. У нее был свой пунктик – она не хотела, чтобы дети ждали, когда за ними придут. Она требовала, чтобы к выходу из школы их уже встречали. Чтобы к возвращению домой их ожидал накрытый стол. Айса исполнял все ее прихоти – он всегда приезжал заранее и был способен часами ждать, не жалуясь и не скучая. Он ни разу ее не подвел. Она могла полностью на него положиться. Случись ей задержаться допоздна, она могла быть уверена, что дети будут в кроватях ровно в девять и перед этим сделают уроки и соберут на завтра рюкзаки. Наверное, всего этого не было бы, если бы Айса не любил мальчишек как своих. Бог знает почему он так к ним привязался, но он никому не давал их в обиду и с пеленок был им надежной опорой и защитой во всем. Дети не представляли свою жизнь без дяди Айсы.