Фил Ахмад - Ухмылка статуи свободы – 2

– Вот эт-да! Живут же люди! Надо же! Ну, все, bля, все для человека сделано. Все, bля, для людей. Аргументация моего визави была непогрешима. Факт налицо. Крыть нечем. Не знаю отчего, но мне вдруг, стало ужасно обидно и противно. Ни за себя и, тем более, ни за инфантильного восторгателя импортными толчками. За державу обидно… немытую, bля… А когда этот лупень помочился в бледно-розовый фаянсовый писсуар, сотворенный дизайнером в стиле «рококо», то преисполненный глубоким чувством сопричастности прекрасным, впал в эстетический бздык, отчего даже забыл застегнуть ширинку. Об этой неприличной оплошности я ему деликатно напомнил на выходе из туалета, молча указав пальцем на распахнутую между ног брючную расщелину. Каждый раз, в очередном приступе одурелости, Гриб молитвенно закатывал пуговичные глаза, и, не замечая плохо скрываемое безразличие, вопрошающе оборачивался в мою сторону. Он, видимо, ожидал от меня поддержки и одобрения своих слоновьих восторгов. Но я вовсе не желал вступать с ним диалог: если ты общаешься с идиотом, вероятно, то же самое делает и он. Чтобы не травмировать психику, я вообще никак не реагировал на его восторженные возгласы и с деланным равнодушием пропускал словесный понос мимо ушей. Жизненные обстоятельства свели меня с этим ватноголовым тошнотиком всего на пару случайных часов и затем разлучили навсегда. Хрен-то с ним. Так… прохожий в толпе. Сквозняк…

Из кодекса человеческого здравомыслия…

Объявили посадку на рейс. Пассажиры, не торопясь, проследовали в самолет по переходной кишке и привычно заняли насиженные места. Взревели реактивные двигатели, форсаж, взлет – и мы снова в небе. Набрав нужную высоту, самолет занял установленный эшелон полета, и мощные турбины загудели спокойно и мерно. Вскоре из служебного помещения донеслись возбуждающие аппетит запахи. Только сейчас почувствовал, что проголодался. Бортпроводницы, неуклюже протискивая обтянутые потертыми форменными юбками свои филейные части по узкому проходу между пассажирскими креслами, принялись развозить кормежку. Специальную, самолетную. Чтобы сэкономить на инвалюте, индивидуальными продуктовыми наборами борт затаривали еще в Союзе. Запас продуктов был рассчитан на все время полета. Неиспользованные остатки пищи обретали вторую или третью жизнь в последующих рейсах. Как и весь советский общепит, аэрофлот просрочкой не гнушался – зачем добру пропадать? Экономика должна быть экономной. Пассажир – не собака, все схавает…

мой адрес не дом и не улица,

мой адрес – Советский Союз…

Лох не мамонт, лох не вымрет. Сглотнув голодную слюну, я радостным ожиданием приступил к персональной трапезе. Долго пережёвывал тощую куриную ножку. Курятина была застарелая, жесткая, совершенно безвкусная. Явно старорежимная и дифрозная. Вероятно, по истечении срока хранения, залежалый продукт был недавно извлечен из стратегических военных запасов. Все по-хозяйски – не пропадать же добру. С точки зрения кулинарии здесь было от чего поморщиться. Этого испытания мой желудок не выдержал. К горлу рефлекторно подкатил комок тошноты, и я незаметно выплюнул долгоиграющую резиновую массу в салфетку. Из предложенного «обеда» съедобными оказались только скудный картофельный гарнир с темной кляксой томатного соуса, приплюснутая карликовая помидорина, одноразовая порция сливочного маргарина в фольге и суховатая горбушка черного хлеба. В качестве десерта – безнадежно усохший ванильный кекс в бумажной упаковке и мутный напиток с запашком гнилых фруктов. В довершение обеда на выбор: кофе или чай. Когда меня дошла очередь, я выбрал чай. Традиционный английский напиток цвета сангины был чуть теплый и отдавал затхлым вкусом травяного гербария. Луккуловский банкет в заоблачной дали не оправдал ожиданий голодного пассажира. Аэрофлотовская еда не выдерживала никакой критики. Чтобы подсластить негативное послеобеденное послевкусие, пошарил в своем пакете и выудил оттуда несколько карамелек. Нарочито громко шурша фантиками в знак внутреннего протеста, медленно развернул каждую конфетку и запихал в рот всю кучу сразу. Ощутив приятный, знакомый с детства вкус, с наслаждением разжевал сахаринки и запил тающую массу коричневатой жидкостью под названием «чай». В общем, «пообедали», дети общепита. Приятного аппетита, господа эмигранты. Занимайте очередь в туалет. Кто крайний? Я за вами… вы здесь не стояли… какая наглость… хам… пропустите даму… пошла в жопу… сам дурак… fuck you bitch… fuck you prat… А за бортом голубело бескрайнее небо. Одно на всех. И солнечный лучик – старинный знакомый – как и прежде ободряюще подмигнул мне через иллюминатор… Предполетная суета, волнение, четырехчасовой перелет и первые яркие впечатления от аэропорта в Шанноне с непривычки изрядно утомили. Откинув назад спинку кресла, я устроился поудобней, закрыл глаза и под убаюкивающий гул двигателей погрузился в глубокий умиротворяющий сон. Полетели… души в рай… капиталистический…