Владислав Зубченко - Руферы. Советская антифантастика

– А что будем руфить, Пабло? – поинтересовался один из парней.

– Кран, – сцедил через щербинку в зубах слюну Пашка. – На новостройке залаз сделаем.

– Ни фига себе!

– Не дрожи, Байт. Всё будет чётко! – осадил занывшего товарища Пабло.

Байт больше не возражал. Да никто – ни невысокий Лихой, ни Типа с бритым черепом, не возражали – Пабло у них за главного. Так получилось само собой – они его не выбирали. Просто из всей их руферской компании Пабло был самым отчаянным. Самые опасные залазы делал именно он, поднимаясь на крыши по дрожащим ступеням пожарных лестниц, балансируя на узких рёбрах бетонных плит, стоя со смартфоном на самом краю манящей вниз пропасти. Будто страх перед высотой был вырезан у Пабло вместе с ненужным аппендицитом ещё в раннем детстве.

– А как попадём?

– Бабуля моя там горбатится, скоро на пенсион.

– А она согласится провести?

– Я её уломаю, отвечаю…

Вечер обещал Шуре быть нескучным, и весь день домашние дела валились у неё из рук. В голове и так рисовались самые жуткие картины, когда, бродя по поселившемуся вместе с ней на старости лет в доме интернету, она наткнулась на сообщение о гибели мальчишки в их городе, сорвавшегося с крыши, и ей тут же кольнуло в самое сердце.

– Как Шотик мой, господи! Нет, пусть себе дуется, – набрала номер внука Шура. – Алло, Пашенька! Не выйдет ничего, внучек ты мой. Там охрана и всё такое…

– Ба, ты меня подставить хочешь?! – задребезжал в мобильнике голос внука. – Ты же сказала! Я пацанам уже обещал, прикинь да! Ваще, чё я делать буду, чё пацанам теперь скажу! Ба, ты меня убила!

– Чего я сказала? А парень тот, который грохнулся? Ты мне не говорил ничего. Ты его знал?

– Знал. Это друг мой, – спокойно ответил Паша. – Ладно, я тебе расскажу. Мы с ним договорились, если что случится с ним или со мной, то второй, в память о друге, сделает залаз. Понимаешь?

Пашка придумывал на ходу и поэтому врал нескладно, но Шура, сглотнув подкативший к горлу комок, верившая внуку безоглядно, уже дрожала от страха.

– Как случится? Что случится?!

– Да ничего не случится, ба, – поняв, что перегнул палку, всё так же тягуче протянул Пашка. – Я прошу тебя, очень прошу.

– С соседних домов заметят и полицию вызовут? – всё ещё робко возражала Шура.

– А давай вечером, чтоб уже темно?

– Ты что?! Совсем уже?

– Ба, ну очень надо. Мы страховаться будем, и ты рядом.

– Ой, не знаю, – обречённо вздохнула бабуля. – Ладно, но только один раз. Ты меня понял? Один!

– Ба, я тебя обожаю! – снизошёл до признания в любви Паша. – Мы с пацанами будем. Давай в субботу вечером, лады?

– Ещё и с пацанами?! Мать вашу… – выругалась на ребёнка бабуля. – Ох, чую, наживём мы проблем на одно место.

– Не боись, всё ровно будет, – успокоил внук. – Мы ж не больные…

*********

– По мишеням огонь! – раздалась отрывистая команда, выдавленная хриплым, почти старческим, голосом.

Гулкое эхо начало метаться по школьному тиру, словно прячась от выстрелов. Выстрелы то грохотали один за другим, то сливались по два-три вместе. Пабло – знатный снайпер в компьютерных стрелялках – снова элементарно мазал из «мелкашки». В момент выстрела волнение начинало бить его по рукам мелкой дрожью, оба глаза почему-то закрывались, и очередная пуля уходила в «молоко». Лежавший рядом Байт тоже мазал, каждый раз поправляя слетавшие от отдачи с носа очки. Седой военрук Тимофеич невозмутимо сидел с видавшим виды биноклем в руках и время от времени подносил его к глазам.

– Ну куда вы целитесь, куда? – досадливо вздыхал он. – А если война, вас же шлёпнут, и бздануть с перепугу не успеете?

– Твою мать! – каждый раз психовал Пашка, проклиная свою беспомощность перед этим, почти выжившим из ума, отставным майором.

Пабло не выносил насмешливого отношения к себе, тем более со стороны какого-то военрука. На стрельбах он ловил себя на мысли, что хочет развернуть ствол винтовки и выстрелить военруку прямо в ненавистную голову. Он так ясно представлял эту картину, что, когда ярость проходила, Пабло становилось не по себе. Он боролся с этим желанием, но каждый раз оно возникало снова.

На уроках БЖД всегда стоял такой шум, словно учителя не было в кабинете вовсе. Воспринимая всё это не то с недюжинной мудростью, не то с обречённостью, Тимофеич каким-то чудесным образом оставался работать в школе, с трудом конкурируя с молодыми преподами, самозабвенно рассказывая о гражданской обороне и ядерном ударе, за что и удостоился клички Ядрёный.