Евгений Сидоров - В ожидании полета

– После расставания с Леной ты стал цинично-невыносим.

– Ну хоть не комфортно-бесчувствен.

– Да и это тоже.

– Пошел ты.

– Ты главное не меняйся, – наконец-то улыбнулся Николай. – Сам знаешь про свои грешки.

– Ой все, не учи меня. Иди лучше, к своей Марине. А куда ты, собственно, идешь? У них занятия уже кончились?

– Нет, еще одно. Но я думал зайти, поговорить, а она сегодня не пришла. Ее соседка, Катя, сказала, что Марина решила не идти сегодня. Еще бы, я так ее обидел.

– Катя? Это которая?

– С вздернутым носиком, та, что на тебя поглядывала…

– О…

– Да что с тобой говорить?

– Ну все, все…иди. Хей! Я дам тебе книгу почитать, чтобы ты не парился – Франс де Вааль, о корнях морали, что в вольере с обезьянами бонобо! Что ж, мне пора. Нагулялся я сегодня, словно вечность блуждал за этот перерыв, а даже не поел. Пора.

Константин широко-ободряюще-снисходительно-прощально улыбнулся Николаю и повернувшись на сто восемьдесят градусов отправился назад по направлению ко входу в университет.

Николай обнаружил себя на пороге общежития, где жила Марина. Он был высоким молодым человеком и, в отличии от пижонства Константина, с его вечно расстегнутым пиджаком на пяти пуговицах, и кедами, носил правоверный пиджак с двумя пуговицами и официально-парадные туфли. Он был довольно симпатичен, но смотря на них с Константином всякий легко улавливал различие между ними – Константин в свои двадцать семь лет сохранил дерзновенно-легкую внешность юноши, благодаря которой его легко можно было принять за двадцатилетнего. Николай в свои двадцать восемь соответствовал возрасту и выглядел куда более зрелым и состоявшимся.

Николай распахнул двери общежития. Конечно, странно, когда преподаватель приходит сюда, но что уж поделать. Странность, косинус – тангенс. Недостаточные поля. Слишком правильный, чтобы понять. Гипотеза больного, задыхающегося Римана. О, здесь ты все найдешь, мой милый друг. X, Y, Z. Но есть и другие! Те, что появились не из пространства, но из времени, в котором плавало крайне необычное сознание. Но Николай… При равенстве углов у основания, противоположные стороны равны друг другу. И в этом его проблема и его суть. Он зашел. Так и есть – консьержка. Она посмотрела на него с тупым безразличием – дескать, ну и что вам здесь нужно, мне-то все равно, но все же. Ее лицо было совершенно пустым. Николай смотрел на ее безбрежно-безразличное лицо и думал, что скрывается за ним. Казалось, будь у него палочка с двумя флажками по краям – он мог бы всунуть ее ей в ухо, вытащить, и флажки повисли бы по обеим сторонам ее головы. Но у него не было такой палочки, да и пустые предметы нет-нет, а возникают против манипуляций с ними. Так что Николай просто показал свое преподавательское удостоверение и сказал куда ему нужно. Опрометчиво? Возможно. Но всегда можно найти объяснение. В этом суть нашего отношения к миру – объяснение есть всегда. Так или иначе. И сей вопрос, что напевали Shirelles – о, будешь ли любить ты меня завтра?

А в ответ на это счисления и статистическая вероятность. Но ведь не бывает на самом деле вероятностей! И все что есть у нас это «0» и «1».

Николай зашел в лифт. А их чистят – подумал он – в лифте смачно пахло какой-то дезинфекцией или просто разведенным порошком.

Он подошел к двери Марины и, конечно, ее соседки, но та ведь сейчас на занятиях и пробудет там еще некоторое время, как и Костя, отправившийся читать вторую из вводных лекций второму курсу культурологов – так ли сильно мы продвинулись в сравнении с пятнадцатым веком? Эта соседка…Катя, как-то насмешливо смотрела на него. Тут что-то кроется. Опасность!

Синус

Косинус

Тангенс

Выверенность. Разгадки, которые кроются уже в самих загадках. И зрители этого шоу – они всегда как будто не при чем.

Чем определяется сознание естественника, построенное на усвоении математически-символического знания?

Дифференциальные исчисления.

Алгибраизация геометрии.

Николай еще раз постучал.

Ферма, Пуанкаре, Дюгем, Карнап, Тарский. Логика. Анализ. Неумолимая последовательность простых чисел. Все становится понятно заранее.

Все одно и то же и кружит по кругу.

Николай стучал долго. Зачем? Кто знает? Она просто ушла гулять. Логичное поведение. О, юмореска над философами, лезущими в естественные и математические науки. Хотя может так и надо. Он обидел ее. Насколько это серьезно? Так серьезно, что не изменить? Но разве не все в этой жизни плавающие противоположности и разве не все можно изменить? Нет, это так серьезно, что самому обидчику становится тошно. А почему? Потому что изменить можно…но только в жизни. Щелчок, загорается красная лампочка. Вот оно – основание морали. Без свершения зла, нет и морали. Закон. И никаких обезьян в вольере фламандского весельчака. Легко всегда поступать правильно. Страшно стыдиться своего зла и стремиться его исправить. Без трагедии нет красоты. Николай стучал и стучал. Стук, стук, стук, постук и пастух, потерявший свою отару, прибавьте пару, пару, пару. Легче верблюду войти в игольное ушко, чем обидчику (то есть по-настоящему обидчику) найти прощения. Подлинного прощения. Не жалкого примирения, где обиды копятся и готовы всплыть вновь при каждом недоразумение. Николай стучал до тех пор, пока не распахнулись двери лифта, и не пришла соседка Марины. Стыдно, хоть бы посмотрела, как на дерьма кусок, но она была спокойна: