Евгений Сидоров - В ожидании полета

Борис посмотрел на него, перевел взгляд на Яну и изогнул бровь:

– Костя…собраться бы.

– Философское попоище?

– Точно.

– Боюсь, я не по этому разливу. – Обидчивая нотка, что-то в нем…но что? Яна удивленно перебежала взглядом с одного лица на другое.

Борис хмыкнул и продолжил отдалять свою возвышенную тушку от места действия. Впрочем, довольно быстро он повернулся и выдал:

– Четырежды по четырнадцать, да во всякой с поворотом и расчудесьем.

– Ты в норме? – жизнерадостно вопросил Константин, выбрасывая окурок в стоявшую рядом урну, – или настолько двинулся преподаванием Аристотеля? Год-то только начался.

– Это у тебя начался, ну я пошел, может еще увидимся, хотя надо ли…

Действительно, Константин в отличии от остальных преподавателей начинал учебный год на день позже, ведь работал он в университете лишь по субботам на полставки, проводя основное время на иной работе, которую почитал клоакой жизни и убегал с нее лишь прозвучит финальный аккорд рабочего дня.

– Расчудесье… – пробормотал он, – проклятые…

– Странный он, – удивленно произнесла Яна, задумчиво поглаживая край своего черного пиджачка. В своей юности Яна выглядела замечательно – довольно высокая, с прямыми, хорошо подстриженными, блондинистыми волосами и забавным (как неоднократно, прямо на лекциях и семинарах, характеризовал его Константин Евгеньевич в приливах умилительно-восторженного настроения) носиком. Она с улыбкой посмотрела на стоящего перед ней человека. Яна была красива, яркая как свеча, словно вылепленная по идеальному образцу, с той долей изъяна, что не позволяет красоте стать приторной. Хоть сейчас на бал ту леди. Константин Евгеньевич, позвольте представить, двадцати семи лет, худощавый, среднего роста, чуть-чуть не дававшего ему права называться высоким – чуть ниже, чем метр восемьдесят, с черными волосами и карими глазами, в которых уже местами проступала седина. В волосах, не в глазах. Хотя порой и глаза его выражали эдакую метафизическую седину, ну, когда, конечно, не смотрели столь весело и игриво как сейчас, но такое тоже случалось. Он был весьма симпатичен и обладал правильными чертами лица. Ну конечно! Да, так все и было, иначе бы и писать было не о чем, не так ли? Мы, как правило, пишем или, снимаем людей симпатичных, словно заурядная, или, не дай Бог, некрасивая, внешность, страшный грех, который совершил сам Бог и побыстрее спрятал его за ширму.

– Да плюнь, может с ним-то вы еще увидитесь – будет преподавать у вас философию.

– После вас?

– Ну я же преподавал не философию, точнее, конечно, ее, но называлось это как? История мировых цивилизаций, для культуролога вы невнимательны к деталям, – Константин нахмурился и полез в карман за очередной сигаретой.

– А культурологи должны быть внимательны к деталям?

– Может и нет, культура вещь глобальная. Хотя если задуматься о всех этих расовых теориях антропогенеза, начинаешь лезть на стену от того, как они пошлы, устарели, но все равно упоминаются как дань истории. История…мой притягательный кошмар. – Яна удивленно посмотрела на него и решила сменить тему. Не лезь в эти дебри.

– Ага, а я танцую свои танцы и остаюсь в сторонке, глядите, – Яна отставила левую ногу в сторону и несколько раз плавно перенесла вес с одной ноги на другую. Константин Евгеньевич явно залюбовался:

– Вы поосторожнее с такими танцами, по-моему, это антиконституционно.

– Антиконституционно?

– Ну да, увидит такое ректор, поймет, что с вами ему ничего не светит и по каналам все пробьет и отправит вас…

– Куда?

– На Соловки, на архипелаг, – выпучив глаза выдал Константин. – Или в море, на остров-замок…Если, понимаешь?

Яна попыталась сдержаться, но прыснула и рассмеялась:

– Будем в этом году скучать по вам.

– Да ладно, выходите – поиграем, – улыбнулся он.

– Принято, чтобы это ни значило. Я пойду, ничего?

– Конечно, – Яна приподняла левую руку и запястье ее скинуло покров темной ткани, она дотронулась до руки Константина, а затем сделала поворот вокруг своей оси – от макушки до пяток.

Константин остался стоять на залитой солнцем брусчатке, выудил наконец вторую сигарету и с какой-то грустью поглядел вслед уходящей от него девушке. А Яна, находившаяся в самом радужном настроении, достала студенческий пропуск и двинулась ко входу в университет. Она размышляла, размышляла об этом чудаковатом человеке и о его словах о свободе. Быть может это то, что нужно всякой артистической душе, но разве путь каждой из них не оканчивается там – у порога, порога Лотты, что в Веймаре. Прочитанное за лето. Понятое ли? Подруга Яны – Оля, толкнула ее в плечо и Яна приветливо рассмеялась. Что год готовит нам грядущий? Перед дверями она обернулась и бросила свой изумрудоокий взор на Константина, чье лицо приобрело задумчивое выраженье. Яна улыбнулась и открыла двери.