Олег Мамонтов - Лекарства для слабых душ

В первом же, верхнем ящике стола оказалась черная кожаная дамская сумочка. Дрожащими руками он открыл её, обшарил все отделения и в самом маленьком, предназначенном для денег, обнаружил женские часики с браслетом – то и другое из жёлтого металла. Взяв находку, он по солидной тяжести её сообразил: золото! Он испытал прилив радости: ну хоть что-то ему удалось! Нужно было уходить, но он ещё немного помедлил, осознав: именно сейчас он переступит роковую черту, совершит преступление. Пока ещё можно сказать, что он просто зашёл в кабинет директора, чтобы попроситься на работу, что из любопытства заглянул в стол… Или всё равно уже поздно? Разве для тех, кто застанет его здесь, он уже не вор? И случится это, может быть, через миг. Нет, надо скорее довершить начатое и уносить ноги! С лихорадочной поспешностью он сунул часики в карман куртки и бросил сумочку назад в ящик стола.

Чувствуя, как в груди его бешено стучит сердце, он опрометью выскочил из кабинета в коридор. Там ему внезапно пришло в голову, что надо попытаться выбраться через чёрный ход, во двор, чтобы снова не попасться на глаза приемщице. Может быть, запасной выход за этой белой дверью? Он распахнул её и увидел склонившегося над какими-то ящиками рыжего мужика в синем джинсовом костюме. Тот медленно выпрямился, всмотрелся в незнакомца, что-то сказал, но Котарь, не слушая, бросился назад, в коридор, затем в фойе… А там уже ни души…

Он с размаху толкнул входную дверь, но та не поддалась… Разбить стекло витрины? Но оно казалось толстым и прочным, а рядом не было никакого подходящего орудия. Какие-то мгновения или, может быть, целых полминуты он медлил, представляя себе, как пробьёт своим телом стеклянную преграду и выскочит на мороз окровавленный, в изорванной одежде… Краем сознания он уловил, что в углу мелодично поскрипывал сверчок. Он запомнил, что его уколола зависть к невидимому насекомому: вот бы и ему так же затаиться, спрятаться в спокойном, теплом уюте… Он почувствовал вдруг, как ужасно устал, какой невероятной тяжестью налилось всё его тело. А нужно искать какой-то выход… Может быть, попытаться разбить витрину каблуками или стулом приёмщицы?..

А в коридоре уже зазвучали голоса, стремительно приближаясь. Может быть, всё-таки попытаться разбить витрину? Но поздно: вот уже из коридора в вестибюль ввалилась целая толпа. В основном это были женщины, но впереди – несколько мужиков. Попался! Радостно-возбуждённые портнихи жадно разглядывали его из-за мужских спин. Вперёд высунулась приёмщица, как бы уполномоченная от остальных баб. Она заговорила сначала вежливо, будто допуская ещё, что случилось недоразумение:

– Молодой человек, что вам нужно? К какому мастеру вы ходили?

Ошеломлённый чудовищной неудачей, Котарь лишь подавленно молчал.

– Да ему не к мастеру нужно было – он ко мне в подсобку сунулся, – спокойно, веско пояснил рыжеватый мужик в джинсовом костюме. – Это же вор.

На какое-то время Котарь погрузился в тяжёлую оторопь. Его точно оглушило. Окружающее куда-то отдалилось, утратило значение, предстало сумбурным, пестрым кошмаром, сном наяву. Ему ещё что-то говорили, кричали, заставили вывернуть карманы куртки и отдать золотые часики, в которых тотчас узнали собственность какой-то Лилии Витальевны – по всей видимости директрисы ателье, хозяйки кабинета, в котором он побывал. Но всё это происходило как бы помимо его сознания, безразлично отрешённого от всех подобных мелочей. По-настоящему его теперь заботило то, что ему вдруг захотелось в уборную, по малой нужде. Самым страшным казалось позорно обмочиться при всех этих бабах. Вот этого нужно было избежать во что бы то ни стало! И в не меньшей мере его беспокоила ещё мысль о том, что его могут избить. Наверно, именно поэтому он не отдал вместе с похищенными часиками нож, спрятанный в кармане джинсов. Скорей бы в отделение милиции, в тюрьму – куда угодно, лишь бы прочь от этого бабья! Пусть в милиции его обыщут, заберут нож, допросят. Ему теперь всё безразлично. Ближайшее будущее его не волнует. Ведь оно уже определено. По крайней мере, пайка и крыша над головой ему обеспечены!

Но вызывать милицию, похоже, не спешили. Бабы явно злорадствовали при виде его унижения и непрочь были продлить это удовольствие. Вот они расступились перед сгорбленной, колченогой старухой с высохшим телом и жёлтым лицом, чтобы и этой убогой перепало радости. Глаза старухи оживились, поймав взгляд Котаря, и что-то истинно бесовское загорелось в них.