Георгий Росс - Багульника розовый дым

Зимник, как буханку хлеба, разрезал высокий отвал и, прихрамывая на колдобинах, бежал дальше своей обычной колеей, прижатый крутой горой к речке, извиваясь в узком месте около километра до одинокого дома лесника. Когда дети шли, приближаясь к отвалу, они были хорошо видны на белой ладони снежного поля, и потому волчица никуда не спешила. Она стояла на отвале и спокойно ждала. Провислая спина выдавала ее возраст. Она была голодна, и при дыхании вздрагивающий частокол ребер еще более подчеркивал ее худобу. В тусклой беспощадности взгляда уже не было прежнего охотничьего азарта, свойственного молодым волкам, а скорее какая-то привычная уверенность серийного убийцы в его тактическом выборе. «Чего особенно суетиться, когда исход предрешен», – подумалось ей. Она была обречена на успех. Добыча в тридцати шагах и нужно только подождать темноты. Для душегуба такого ранга маленькие люди что-то вроде козлят или ягнят.

Зимою переход к сумеркам недолгий, когда ребятишки подходили к отвалу, тонкая полоска вечерней зари уже гасла, поглощаемая наплывающей темнотой ночного бездонного неба, смешивая в одну чернильную массу сумеречный лес и продрогшие насквозь вокруг лежащие посиневшие сугробы. Смеркалось. Увидев волчицу, дети медленно остановились, еще не осознавая опасности, переминаясь и поскрипывая подшитыми катанками. И только спустя минуту Раечка, испугавшись, хотела было дать стрекача, но была жестко остановлена братом. Валерка от рожденья рос смышленым, а трусом не был никогда. Он точно знал, что убежать можно было только от мамы, когда с хворостиной она пыталась его догнать и преподать свой урок послушания. Он помнил рассказы бывалых охотников о повадках зверей и старался не делать лишних движений, чтобы не спровоцировать матерого на нападение, тихо наставляя сестренку, что нужно делать. Еще не забылась прошлогодняя история, произошедшая с учительницей на Приисках – одном из отдаленных поселков Кручининского района. Зимою, припозднясь, она шла лесной дорогой из села Ново-Троицкого. А спустя несколько дней объездчик с собакой обнаружил на кровавом примятом снегу ее катанки, из которых торчали две обглоданных ноги. Эту обувь не могли разорвать даже волки.

В суровые послевоенные зимы в нашем таежном краю падеж скота был нередким явлением, и места захоронений, куда свозили эту несчастную худобу, привлекали стаи серых бандитов, которые все более увеличивали свое звериное поголовье. За каждого убитого зверя охотникам полагалась какая-то премия, но волки явно не читали этих приказов и регулярно чинили свои кровавые расправы на больших дорогах. Слава ли Богу, что в свои двенадцать лет Валерка уже покуривал, хотя мама и отсыпала ему иногда за это. Он знал, что эта «дама» долго сидеть не будет и потому решение принимал мгновенно. Оправившись немного от испуга, Раечка, как и подобает женщине, полностью доверилась брату. Она была младше. В их небольших брезентовых сумках, сшитых мамой из старой плащ-палатки, лежали тетради, книги и отдельно завернутый в холстину, далеко не изысканный обед, состоящий из двух-трех картофелин, куска черного хлеба и чекушки с молоком. На этот момент в сумках оставались только тетради и учебники. Валерка прыгающими пальцами чиркал, как назло, ломающиеся и гаснущие спички, а его маленькое сердце глухо отбивало эти тягучие секунды, казавшиеся целой вечностью. Смятые тетрадные листы небольшой горкой лежали на снегу. Наконец, бумажный, прикрытый ладонью костерок вспыхнул, и вместо видневшегося силуэта волчицы в наступившей темноте жутко засветились ее глаза. Увидев огонь, она вскочила, беспокойно вглядываясь, и ее былая уверенность, похоже, оказалась вплотную с желанием убежать. Расчетливо и экономно пацан вырывал по одному листочку и бросал в огонь, зная, что пока костерок живой, она не нападет. Волчица нервничала и уже не могла успокоиться, она садилась, будто на угли, мгновенно вскакивала, но какая-то сверхъестественная сила продолжала удерживать ее на месте. Хищники хорошо чувствуют состояние своих жертв. Огонь, конечно, оттягивал ее решение, но ей передавалась вся безысходность этих маленьких существ, борющихся со своим страхом за жизнь, используя свой последний шанс. Огонь будоражил ее сознание, в памяти метались языки лесных пожаров. Языческий трепет перед стихией огня был сильнее любой страсти, желания и голода. Табу! И потому любой зверь бежит от огня. Только человеку дано водить дружбу с этой необузданной стихией. Понежиться в баньке или на лежанке, согреваясь от камелька, отварить картошечку или, как сейчас принято говорить, обратить во благо контролируемую реакцию горения.