Георгий Росс - Багульника розовый дым

Серко невольно жался к нам. В его глубоких и темных глазах отражалась вся эта кошмарная и оглушительная ночь. «Хоть маленькие, но все же люди», – наверное, думал он, и от этого становилось спокойнее в его доброй лошадиной душе, как и всем нам, видя рядом такое огромное и сильное существо. Валерка, забравшись на кучу своих собратьев, отважно запел: «Врагу не сдается наш гордый Варяг»! Я понимал, что он так громко орет от страха, но, как ни странно, вся эта его показная эстрада внушала какую-то уверенность и в нас.

Серко боялся выстрелов и потому после каждого удара грома слегка приседал, прижимая уши. Не всякая лошадь к этому приучена. Я это хорошо усвоил после того, как однажды на охоте мы с ним оказались так близко от стоящего в багульнике гурана, и у меня не оставалось ни секунды чуть развернуть коня или карабин. Стрелял прямо между его ушей. Было мне лет восемь тогда, и отцовские кирзовые сапоги не оказались большой помехой, так и оставшись торчать в стременах, когда я пулей вылетал из седла. Серко сгоряча было хватанул, но, отскочив и поняв свою оплошность, встал как вкопанный, конфузливо подошел, мотнув умной головой, дескать, что это я, Господи! И ткнул в меня своим теплым носом.

И, наконец, над нашими головами разразился настоящий Вселенский Хаос. Огненная геенна, слившаяся в сплошной грохот, извергающий шквал молний и воды, наводя на нас мистический ужас, застывший в глазах, и будто звучавший в глубине нашего детского, еще не окрепшего сознания, отчетливыми словами: «Я – гроза и прихожу к вам утвердить свое высшее предназначение, силу и могущество Создателя, неотвратимость наказания и превосходство божественного промысла над всеми копошащимися тварями на этой грешной земле».

Холодный дождь лил, как из ведра, и вода, поднявшаяся в озерке, угрожающе подступала к нашей яме. Зажмурясь и прикрыв головы ручонками, мы замерли в обреченном ожидании конца этой нашей замечательной рыбалки. Далеко за полночь, наконец, гулко грохнуло где-то в отдалении, ослепив всю округу, и будто покатилась телега по горам, рассыпая огромные камни, недовольно громыхая, отдаляясь все дальше по окрестным распадкам. Уже вконец обессиленная и изрядно потрепанная, увлекаемая шалыми ветрами туча еще разок огрызнулась, сверкнув недобрым глазом, и устало завалилась за дальней грядой хребта. Все смолкло, неслышно чуть моросило сквозь уже проступавшие на небе звезды. И только слышно было, как с мокрой листвы гулко падали крупные редкие капли, будто забивая гвозди в и без того мокрую землю.

Светало. Ехали молча, не нарушая тишины, словно боялись что-то расплескать в себе, как мудрые монахи после медитации. Полумистическое чувство, новое, еще не оформленное, распирало наши маленькие душонки, не умещаясь в них, оказавшись самым сильным Божественным впечатлением встречи с Создателем. Как-то не веселилось, и дело было не в рыбалке. Рыбалка – мимолетное удовольствие, пустяк. А это глубокое и потрясающее событие останется в каждом из нас на всю жизнь. И в первый раз мы не остановились на мосту, сочтя наше прошлое увлечение пустой детской затеей в сравнении с тем познанием, которое мы обрели, повзрослев за эту одну ночь.

Маленькая начальная школа лепилась скворечником на косогоре так, что весь барачный поселок Танха с его покрытой льдом речкой Кручиной и деревянным мостом виднелись внизу. И пацаны гурьбой после уроков, подыскав себе подходящую коровью глызу, с великой радостью неслись на них с пригорка до самого подножия, оглашая воздух звоном голосов, воплями восторга и визгом. И их птичий грай еще долго будил спящие деревья, рассыпаясь с ветвей серебристым инеем. После чего вся эта веселая и возбужденная ватага мелким горохом закатывалась и исчезала в коробочках деревянных домов.

Но моему брату с сестренкой необходимо было преодолеть еще километра четыре до кордона, где жила семья лесника. И так каждый день две одинокие фигурки маячили по укатанной лесовозами дороге. Нередко какой-нибудь шофер, увидев знакомых маленьких пешеходов, подбрасывал их до поселка. Но к вечеру все затихало, и пустынным полем они возвращались из школы одни. Главное – дойти до отвала, а там и до дома рукой подать. В летнее время это было излюбленным местом наших игр и детских приключений.

Помню однажды в песке мы отрыли кварцевую трубку, застывшую когда-то после удара молнии, как позднее нам объяснила на уроке родной природы наша единственная учительница Ирина Максимовна. История отвала началась еще до революции, когда бывший известный золотопромышленник Шумов установил в этом месте драгу. И вот это по тем временам чудо техники наворочало горы гальки и булыги, промывая речной золотоносный песок в Кручине. Зимой на отвале часто стонали и надрывались буксующие груженые лесовозы, расплавляя снег обутыми в цепи колесами.