Промчался ветерок, искусно кружа меж потоками людей, меж судьбами и меж временами. Не сбавляя силы порыва, он только прибавлял мощи, проносясь под нагревавшими лица солнечными лучами, прохладой раннего утра словно пробуждал людей в очередной попытке обратить на себя внимание.
– Ах!.. – на вдохе вырвалось у девушки, платок которой сорвало игривым ветерком. Её каштановые локоны, поддавшиеся дыханию летнего рассвета, с разносимыми мягкими порывами ветерка трелями птиц заструились, поблёскивая отражениями тёплых лучиков юного лета.
Успев подхватить соскользнувшую с мягких волос ткань, девушка, точно стыдясь произошедшего, поспешила вновь завязать её ещё более тугим узлом, чтобы прикрыть уголком спадающие, струящиеся локоны.
Сердце девушки часто забилось, предчувствуя что-то. Она и сама прибавила шаг, будто пытаясь нагнать упущенное. Упущенное мгновение, которое теперь, быть может, подарило ей нечто большее…
– Я, конечно, разных девушек видел, но чтобы таких красивых, это впервые… – раздался чей-то молодой и глубокий голос с едва уловимой утренней хрипотцой.
Девушка вздрогнула, резко и неожиданно для самой себя дёрнув головой в сторону молодого человека. Почему-то боясь полностью обернуться к нему, она, покрывшись румянцем испуга и какого-то необъяснимого ей самой стыда, поспешила отвести случайный взгляд, лишь краем глаза задев обратившегося к ней юношу.
– И таких неразговорчивых тоже… – тихо добавил он себе под нос, улыбаясь. Его слова тут же растворились в лёгком порыве прохладного ветерка.
Не помня себя, девушка поспешила прочь от незнакомца. Она решила удалиться с глаз шедших рядом людей, волей-неволей ставших участниками произошедшего. Волей-неволей посмотревших на девушку и вскользь поправивших свои головные уборы…
Тёпло-жёлтый луч, сияющий рассветом разгорающегося дня и ещё сохраняющий розовато-алую палитру восходящего солнца, переливался отблесками многочисленных пылинок, словно повисших в воздухе. Через отворённую настежь широкую дверь он проник в один из отделов цеха, в котором с каждой минутой становилось всё многолюднее и многолюднее.
Вскоре сюда взбежала девушка, взмыленная быстрым шагом и сбитая с толку встревоженными мыслями. Не сбавляя шаг, она направилась в самую гущу машин, станков и людей, оставляя после себя лишь закружившиеся в незримом танце пылинки.
Почти каждый, кто уже пребывал на своих рабочих местах, обернулся на девушку, нарушившую своим видом и столь молниеносным и взбудораженным появлением какой-то немой распорядок, неукоснительный без всяких объяснений и словно неподвластный каким-либо мотивам, просто данный, должный к исполнению без лишних осмыслений.
Прошло ещё несколько мгновений, наполненных шумом и размеренной, выверенной в действиях и временных границах суетой, как всё будто по щелчку смолкло, словно подвластное чьему-то неслышному счёту: один, два, три…
И в мгновение ока огромное помещение, ласково освещаемое рассеянными лучами, погрузилось в гул и скрежет станков, одновременно начавших свою бесперебойную работу.
Сегодня девушка окончила работу как по часам, впрочем, как и все, как и всегда, но теперь… Теперь делая это как-то осознанно.
Она поспешила слиться с толпой и незаметно прошмыгнуть домой.
Снова вечер окутывает их городок, стелясь синевато-сизым туманом, словно отражающим потемневшее небо, каким-то душным, но в то же время промозглым и влажным. Он промчался по опустевшим улочкам, в которых, казалось, уже задремало и само эхо, дожидаясь нового рассвета и начала рабочего дня, ведь теперь лишь прохладный ветерок прогуливался меж домов лёгкими сквозняками.
Один… два… три… И в городке погасли все огни, ещё недавно рассеивая своим мягким тускловатым светом и едва слышным его потрескиванием синеву и, казалось, даже тревожное безмолвие приближающейся ночи. Смолкло всё, кроме задуваний ветерка, шелеста листьев и далёкой трели сверчка…
На небольшой столик под зеркалом легла расчёска и новая выглаженная косынка, приготовленная для завтрашнего дня. В это время всегда гасли огни, а уже заранее зажжённая свеча трепыхающимся под неслышным дыханием девушки пламенем нежно освещала небольшую комнатушку. По стене, противоположной от узенького столика, выполняющего роль трюмо, располагалась скрипящая кровать, изголовьем направленная в сторону закрытого оконца. Здесь, придвинутая к столику, стояла и ещё одна ныне пустующая кровать, на которой раньше спал старший брат девушки, но теперь он уже давно жил не с ними, а спальное место так и осталось, несмотря на свою теперешнюю ненадобность. Очевидно, хозяева не убирали кровать, только лишь чтобы не оголять стену, не нарушать привычную взору расстановку мебели.
Читать дальше