Григорий Каковкин - Вот!

Было поздно. Но трамваи, разбрасывая искры, еще ходили. Филипп добрел до остановки, вскочил в пустой вагон. Сел в самом конце, на местах, которые особенно не любят пожилые люди, потому что там болтает и трясет, и в первый раз попытался разгадать, что с ним произошло в этот волшебный осенний вечер: кислое белое вино, Мандельштам, Чутков, театр на Таганке, танец, поцелуи, сестры…

«Поперси – чудная фамилия, никогда такую не слышал – Поперси. Почему Ольга передала меня сестре? Странно, все странно, если бы рядом со мной на диване оказалась бы не „Она“, а она? Если бы все было наоборот? Все могло быть наоборот! Об этом я буду думать завтра, позвоню и спрошу, попрошу у Чуткова их телефон… но как я их различу? По голосу невозможно?! И кому я буду звонить? Завтра, все-все завтра! Сегодня – домой, домой, хочу домой. Мать уже спит. Ехать мне почти до конечной – это самый длинный маршрут в Москве. В этом новеньком трамвае я единственный пассажир. Единственный! Этот парень за фиолетовым стеклом гонит вовсю, не останавливаясь на остановках. А что, если мы разобьемся? О нас никто не вспомнит, кроме родственников. Что мы по сравнению с таким чешским красавцем? Случай не станет одним из ужаснейших происшествий города. Будут говорить: «Трамвай в час ночи перевернулся. ХОРОШО, что там был всего один пассажир». Я?! Это был я! Вы понимаете, это я! Филипп Решетников! Гонит он действительно как сумасшедший, как бешеный»!

– Ты дома?! Я тебе еще позвоню…

И Ольга спешно бросила трубку.

«… а может, это Лена»?

Решетников стоял возле телефона в любимом зеленом махровом халате (подарок деда): только что вышел из ванной. Было раннее утро, а он стоял возле телефона как заговоренный.

– Ты что, не слышишь?! Я тебя зову! – сказала мать, подошла и дернула его за рукав. – Завтракать!

– Слышу.

Но Филипп не слышал – он ждал ее звонка. Только не знал, кто она.

Сестры Поперси, свалившиеся ему на голову, сразу начавшие активные боевые действия, лишили его самого простого и главного, с чего, собственно, и начинаются любые романтические отношения: случайное знакомство, несколько пустых фраз, вслушивание, вглядывание, ощущение «нравится – не нравится», заманивание, взаимное кокетство, соблазн, игра – полный сценарий! Тут все в один вечер, да еще их двое! Решетников не понимал, кому принадлежит, а принадлежность в юном возрасте, как уже отмечалось, и называют любовью.

Да, у Филиппа было несколько, как он считал, любовных историй еще со школы, он считал себя опытным, он видел и даже поцеловал живую грудь Ласковеровой (Решетников называл девочек по фамилиям, как в классном журнале). Это случилось еще в седьмом классе! Ласковерова пригласила его к себе домой и попросила Филиппа встать за дверцу платяного шкафа и молча ждать «сюрприза», она высунулась из-за нее на мгновение, – неожиданно, голая по пояс, – он не успел, как хотелось, рассмотреть, и исчезла. И снова голос из-за дверцы: «Еще?» Филипп процедил мужественно: «Да». «Еще?» – «Да», – со страхом шептал он. Так несколько раз. Потом Ласковерова ему вдруг сказала: «Ты дурак, уходи». Филипп обиделся и ушел.

Через месяц, под проливным дождем, когда учащиеся стояли на крыльце школы, перед самыми каникулами, она произнесла как бы в высоту, в затянутое в серую краску небо: «Хочешь посмотреть новое кино?» Теперь он уже опытный – сразу догадался, какое кино! Кивнул. «Через полчаса приходи ко мне. Помнишь, где живу?» Поборов страх, Филипп пришел. Ласковерова предложила ему потрогать. Он потрогал и спешно ушел, как мужчина-любовник: скоро должны был прийти ее родители. На следующий раз она предложила поцеловать. И он это сделал – прикоснулся губами два раза, один из которых к соску!

Потом у Филиппа еще был опыт с татаркой Сабитовой – она схватила его сразу за «междуног» и сказала: «Три рубля». Он спросил: «Какие три рубля?» Она ответила: «Такие!» По-настоящему Филипп еще полюбил Худякову. Он год писал ей письма и даже стихи с четкими глагольными рифмами, дарил цветы, несколько раз целовался и обнимался в подъезде, и вот теперь, поступив в институт, почувствовал, что наконец должно начаться! Должно произойти серьезное, основное, взрослое, то, что можно назвать подлинным первым сюжетом. И вот он начался, но как-то странно.

Звонок телефона. Филипп отрывается от завтрака и бежит к телефону. Мать понимает: парень влюбился – и молчит, раздираемая любопытством: кто она? как она выглядит? где они встретились? однокурсница?