Анастасия Мартюшева - Трудно быть ангелом, или Хранитель поневоле

– … На сороковой день над каждым из нас состоится Страшный суд, – сказал мужчина и, возведя глаза к небу (точнее – к бледно-голубому потолку), почтительно прошептал: – Бог окончательно решит судьбу каждого: праведных вознесет в Рай, а грешников низвергнет в Ад на веки вечные.

Денис нервно сглотнул – ему совсем не понравились слова Олега про «веки вечные».

– А сейчас мы куда? Уже туда? – Парамонов поднял указательный палец вверх. – К Нему?

– Как же, разбежался! – добродушно усмехнулся собеседник. – Сразу —и к Нему. Как бы не так… Тут все, как на земле: сначала регистрация, потом визит к Маргарите.

– К какой Маргарите?

– Ну, к Маргарите Цербер, – пояснил Олег. – Она всем в этом Бюро заправляет.

– Развели, блин, матриархат! – выругался Денис.

– Ты полегче. Именно от нее зависит, как ты проведешь ближайший месяц… Да и на дальнейшую судьбу при желании сможет повлиять… Смотри при ней при матриархат не ляпни! – Олег дружески похлопал собеседника по плечу.

– Разберусь как-нибудь, – ответил тот.

Они еще немного поговорили, и Денис отправился искать свое место. Вперед колонна продвинулась совсем незначительно, но зато у нее образовался длиннющий «хвост», который вился змеей через все помещение и упирался в деревянную дверь с блестящей ручкой.

Не успел Парамонов занять законное место, как на него посыпались окрики:

– Куда без очереди?

– В конец иди!

Парень обернулся и увидел тех самых мотоциклистов, что «отдыхали» вместе с ним в морге.

– Я занимал, – спокойно ответил он.

– У кого занимал, тому и отдашь! – небрежно бросил длинный белобрысый мотоциклист, и оба дружно рассмеялись.

– Слышь, конь, шутки свои для девок прибереги, – Парамонов снизу вверх посмотрел на белобрысого, который оказался на голову выше его.

– А то че?

– Да че ты с ним разговариваешь! – встрял коренастый и чернявый мотоциклист, совсем недавно являвшийся постоянным оппонентом длинного.

– Ты вообще завались! – сквозь зубы процедил Денис.

Чернявый оказался решительнее своего белобрысого товарища, он резко прыгнул вперед и схватил Парамонова за ворот пижамы. Денис отреагировал молниеносно – и они сцепились.

Лиза вернулась из школы раньше обычного. Она тихо вошла в квартиру, закрыла за собой дверь и уже хотела проскользнуть в свою комнату, но тут в коридоре показалась Лилия Станиславовна с большой тряпкой в руках – она

мыла пол.

– Ты чего это так рано? – удивленно спросила женщина.

– Так, просто… – пряча глаза, ответила Лиза. – У нас труды отменили, – и, не дожидаясь дальнейших расспросов, ушла в свою комнату.

Девочка осталась одна и наконец дала волю слезам. Плакала она тихо, без всхлипываний и судорожных вздрагиваний тела, на все это у нее просто не осталось сил – слишком долго Лиза терпела и сдерживалась. Слезы стекали вниз по щекам, капали на подушку и исчезали, оставив на пестрой наволочке лишь влажный след.

Лилия Станиславовна продолжала уборку в кухне, краем глаза поглядывая сериал. В комнате было неестественно тихо, что насторожило женщину: обычно Лиза ни минуты не сидела сложа руки; приходя из школы она сразу принималась за свои дела или бежала к матери (когда ты была дома) и взахлеб рассказывала ей о школьной жизни.

– Лиза, – позвала Лилия Станиславовна. Ей никто не ответил, тогда она стянула с рук резиновые перчатки и сама пошла к дочери.

– Лиза, что лучилось? – воскликнула мать, увидев девочку лежащей на кровати. – Ты заболела? Плохо себя чувствуешь?

На вопросы Лиза не реагировала – она продолжала неподвижно лежать, лицом уткнувшись в подушку.

– Доченька, что случилось?

– Ни… ничего… – сквозь слезы прошептала девочка.

– Горе ты мое, – вздохнула Мартова-старшая и замолчала. Однако молча наблюдать за происходящим она смогла недолго, и вскоре расспросы возобновились.

– Тебя кто-то обидел?

Молчание.

– Неприятности в школе?

Молчание.

– С Лидкой поссорились?

Лиза оторвалась от подушки, долго смотрела на мать, а потом тихо сказала:

– Мама… Мне Вика сказала… – она всхлипнула и, немного помолчала, собираясь с мыслями. А потом прошептала: – Дениса Николаевича сбила машина… вчера вечером. Насмерть…

Лилия Станиславовна сидела прямо и неподвижно, плотно сжав губы; ее тонкие пальцы нервно комкали краешек простыни.

– Мама, – Лиза заглянула ей в лицо. – Как же так? Ведь еще вчера вечером…

– Он был живой, – голос женщины дрогнул. Пальцы тоже еле заметно задрожали.