Алиса Тишинова - Букет из мать-и-мачехи, или Сказка для взрослых. #Мистический роман

Он знал, что это пройдет. Надо перетерпеть, и он втянется в школьный распорядок; ему снова станут интересны друзья и новые ребята, занятия и игрушки… Это сейчас он смотрит на дождь, и помнит мамино виновато – торопливое, жалостливое выражение при прощании. Голоса детей и воспитательницы слышатся как сквозь туман. Оно пройдет само, надо просто переждать; так было всегда. Но вот этого уже нельзя не замечать:

– Арсен! Арсен! Арсений! – громкость голоса Елены Дмитриевны нарастала, как звук приближающегося полицейского автомобиля с сиреной и мигалкой… да, кстати, – где-то там папа в красивой форме; сейчас, наверное, едет в такой машине… помнит ли он, что обещал зайти в гости на осенних каникулах, а не только в новый год? и подарить настоящий мобильный телефон, если Арсен будет хорошо учиться…

– Да что же это такое?! Ты не слышишь? Все давно идут на ужин! Как в прострации, честное слово!

Мальчик встал с кровати, посмотрел на воспитательницу без всякого выражения, вздохнул, и присоединился к идущим ужинать детям.

Иван, Влад и Костя были его друзьями. Или ему хотелось так думать. Мальчики учились в соседнем классе, и на переменах он убегал к ним играть. Играли в машинки, в роботов; в войну; возились и дрались; задирали привычно визжащих девчонок. Девчонки, – и эти, и постарше, – тоже считались друзьями, хотя бы уже потому, что вместе им было веселей. Ира, Даша, Катя, Лена… Худенькие, стриженые, некрасивые, не слишком опрятные (а с чего бы им быть другими, в интернате?) Арсен не замечал их внешности, – важно ли ему это?

Девушки постарше делились на два вида: первые – полноватые, неуклюжие, медлительные и добродушные; напоминающие служанок и поварих из позапрошлого века, – этакие реликтовые, сохранившиеся лишь здесь, сказочные Алёнушки; вторые – юные оторвы, несколько злобные; резкие, курящие и красящиеся; каким-то образом даже умудряющиеся модно выглядеть. Общались в основном первые. У старших девушек под одеждой вырисовывалась грудь, и это интересовало Арсена. Не сильно, но всё-таки – любопытно было порой коснуться как бы невзначай; девчонки тогда смущались и отодвигались, либо отмахивались…

Собственный класс интереса почти не представлял. Высокий, взрослый (целых шестнадцать лет!) Олег, с застывшим выражением мыслителя; словно давший обет молчания, – в игры не вступал. Он развлекался ритмичным хождением взад-вперед, и складыванием паззлов в одиночку. За ним порой было необходимо приглядеть: отвести куда-то, помочь завязать шнурки, застегнуть джинсы… Олег слушался. Маленький капризный Паша; вечно хнычущий, чмокающий пухлыми красными губами и беспрестанно повторяющий: «Ма-ма». С круглыми щечками, и животом, который ему постоянно хотелось заполнить. Быстренько умяв свою порцию, Паша часто с жадностью поглядывал и на чужую, если сосед замешкался. Ему тоже, бывало, требовалась помощь. Пашу родители забирали домой каждый выходной, – они жили в соседнем посёлке. Наряжали его в красивые, но такие неудобные костюмчики, что Паша каждый раз подзывал Арсена жестом, чтобы тот помог ему расстегнуть пиджак, брюки, ремень, и рубашку; снять галстучек перед сном или физкультурой.

Эти обязанности Арсену даже нравились. Он не размышлял о том, жалеет ли Олега с Пашей – просто не думалось ему. Это было само собой разумеющимся: помогать тем, кто слабее. Отвечать за одноклассников; не пускать в кабинет чужих взрослых ребят, которые норовили стащить что-либо, пока нет взрослых; в дверях пропускать девчонок и учителей первыми; помогать освоиться новичкам – показать, что и где находится. Он будто бы всегда знал, что так надо; не помнил – откуда, и не задумывался об этом.

Вопросов он почти не задавал. Во-первых, – не было, кому задавать. Учителя – это не близкие люди; они не будут долго рассуждать с тобой. Друзья – хорошо, если знали столько же, сколько он. А во-вторых, – проклятая неправильная речь: слова, которые слышались одними, а произносились зачастую как-то иначе, порой какими-то обрывками; не хотели складываться в правильные целые фразы, – ужасно мешала общаться и задавать вопросы. Он предпочитал говорить односложно; реже – короткими фразами, такими, что выговаривались привычно и легко. Оттого и не нашлось ему места в школе родного города… А так как общения (настоящего, разумеется) было крайне мало; и он привык жить, не задавая вопросов, без интересных бесед, – то и представления о мире у него, конечно, были весьма скудные. Рассказы преподавателей – в основном лишь по учебному плану; они не станут открывать для тебя душу. Книг для чтения в интернате тоже практически не было. Или слишком уж взрослые, непонятные; или учебные пособия, да еще детские потешки в стиле: «Мама мыла раму», – ну, мыла. Дальше что?