Роман Воронов - «Ненужный» Храм

– Убери эту падаль, – гаркнул Инквизитор, вытирая рясой взмокшее лицо.

Клещ отстегнул ремни, сдернул тело с жуткого седалища, и в этот момент колдун-крестьянин открыл глаза: – Христос буде страдать при страдании каждого человека, ибо только так Он может удержать мир людей, – старик закашлялся, но продолжил: – от падения в ад. Когда же в людях проснется совесть по отношению ко Христу, они перестанут нести в мир страдания и освободятся сами, а вслед за ними освободится и Иисус.

Голова старика дернулась, он прохрипел : – Мы живем в сиянье Имени Его, – и испустил дух.

Инквизитор вышел из пыточной комнаты, он не любил это название и одергивал Клеща всякий раз, когда он его применял.

– Здесь еретики проходят очищение, а не пытки, – говорил он.

– Тогда, что же, – возражал Клещ, – это чистилище?

– Нет, – морщился «вопрошающий», – комната омовения, дурак.

– Ясно, – соглашался служка, – омовения собственной кровушкой.

Инквизитор безнадежно махал рукой, а Клещ брал грязную тряпку и начинал вытирать бурые пятна с адских приспособлений.

Время было к обедне, чтобы попасть в трапезную, надобно пройти длинный, темный, с низкими сводами, мокрый, то ли от капель влаги, то ли от слез несчастных, коридор, оканчивающийся скользкими ступенями, ведущими наверх, к солнцу, даже не пытавшемуся заглянуть в эти страшные закоулки, и ветру, по глупости иногда влетавшему сюда, но тут же замиравшему от ужаса увиденного и услышанного. Сделав несколько шагов, Инквизитор схватился за бок и прислонился к холодной стене.

«Хепар» – так называл мучителя Его Преосвященства Травник, оказавшийся перед столом Святой Инквизиции по доносу о его сговоре с дьяволом (бедолага прекрасно разбирался в травах и соцветиях). Неученый «лекарь», рыская по телу болящих пальцами, определял, в какое место нечистый запустил свою лапу, и ставил на ноги отварами, что, собственно, и привело к их близкому знакомству.

– Хепар будет напоминать о себе все чаще, Ваше Преосвященство, – предупреждал Травник, вися на дыбе, но видя перекошенную гримасу своего мучителя.

– Ты вырвал ему язык, – прозвучал голос в голове Инквизитора.

– Господи Иисусе, – вздрогнул «вопрошающий» и трижды перекрестился дрожащей рукой.

– Не поминай Имя Господа всуе, – напомнил и заповедь, и о себе таинственный голос.

– Кто ты? Что со мной? – едва усмиряя бешеное сердцебиение, пролепетал Инквизитор.

– Твоя Совесть, – последовал ответ, а за ним и вопрос: – Удивлен?

Храмовник обессиленно сполз по стене на пол и заткнул уши руками.

– Вот, вот, – продолжила наступать Совесть, – коли не достучаться мне до ушей твоих, буду толкать хепар, действенная вещь.

– Почему? – прохрипел Инквизитор, снова хватаясь за бок от острой боли.

– Хепар, – Совесть немного отпустила свой нажим, – есть Геракл, очищающий Авгиевы конюшни, вернее сказать инквизиторовы, твои, конюшни.

– Не понимаю, – облегченно вдохнул «вопрошающий».

– Хепар – сосуд для яда, что заливает человек сам в себя, преступая заповеди и распиная тем самым Христа. Не хулишь ли ты Иисуса, Крест несущего, когда лжесвидетельствуешь на ближнего, ибо Сын Божий есть Правда? Не бросаешь ли ты камень в него, осуждая ближнего, но не себя, ибо Сын Божий есть Безгрешие? Не плюешь ли ты слюной ядовитою в Лик Светлый Христов, когда лишаешь жизни ближнего, ибо Сын Божий есть сама Жизнь?

– Так я же во Славу Его, – начал оправдываться Инквизитор, но Совесть, уж коли она проснулась, была непоколебима.

– Слава Имени Его в том, что всякий раз прощая твои «побои и унижения», Иисус чистит хепар твой, чтобы не прорвало плотину эту до срока, Отцом Небесным установленного для тебя, в надежде, что одумаешься. И бесконечно прощение Спасителя, – Совесть снова пнула Инквизитора в бок, – но не вечны ткани хепара, а у клеток, что сотканы в форму этого органа, есть своя совесть, и она говорит: довольно.

– Господи, мне дурно, – простонал Инквизитор, напряжение внутренностей перешло в ослабление, и храмовник помочился под себя, что вызвало новые рези, уже в непотребном месте.

Совесть беспристрастным тоном заявила: – Не отними ты языка у Травника вместе с жизнью, он сказал бы сейчас «везина уринария», а я добавлю: спускаясь от ушей (сердечных) к хепаре грешника, Совесть спокойно отопрет последнюю дверь, и это будет «везина», так что лучше слушать ушами.

Закончив возиться с тряпкой и плеснув остатками воды на острые зубья кресла допросов, Клещ толкнул дверь и вышел в темную галерею. Неподалеку на полу чернела бесформенная груда тряпья. Подойдя ближе, тюремный служка разглядел бездыханное тело Инквизитора, «сидящего» в луже собственных испражнений. Клещ даже в темноте сразу же определил, что храмовник мертв. Он присел возле почившего на корточки и, оглядевшись, пошарил по карманам рясы – пусто, но на пальце Инквизитора красовался золотой перстень с печатью.