Роман Воронов - «Ненужный» Храм

Клещ, перенеся обмякшее тело и ловко бухнув его на шипы, отчего бедняга взвыл сиплым, пронзительным голосом, намертво пристегнул кисти и лодыжки кожаными ремнями.

Инквизитору хорошо была знакома эта боль, он сотни раз наблюдал ее проявления в искаженных гримасах жертв, слышал ее голос в душераздирающих криках и чувствовал ее присутствие в сжимающемся от страха воздухе пыточной камеры, низкие каменные потолки которой и черные стены, увешанные всевозможными изобретениями извращенного человеческого ума, единственной целью которых было медленное, мучительное умерщвление себе подобных, давно стали ему вторым домом. Да, он знал боль, но только чужую, и животный страх испытать ее самому заставлял «вопрошающего» отправлять в железные челюсти все новые и новые «куски мяса».

– Вам удобно? – улыбаясь, поинтересовался Инквизитор у крестьянина, боявшегося пошевелиться на смертельном седалище.

Но старик, переживший первый шок, странным образом немного распрямился и перестал дрожать.

– Едва ли ваше кресло сильно отличается от моего, – спокойно ответил он.

Инквизитор вскинул бровь, а Клещ повернул на пол-оборота винт, стягивающий железный сапог, сомкнутый на правой ноге жертвы. Кровь брызнула из голени, крестьянин охнул и потерял сознание. Клещ вернул винт в начальное положение, зачерпнул из кадки зловонной воды и плеснул в лицо старику.

– Место мое представляется мне более предпочтительным, – злорадно произнес Инквизитор, стоило крестьянину открыть глаза.

– Господь наш, Иисус Христос, распятие которого висит над вашей головой, Ваше Преосвященство, выбрал бы мое, – прошептал старик, «прислушиваясь» к затихающей боли в ноге.

– Почему ты, ничтожный и не достойный произносить Имя Бога, так решил? – покачал головой Инквизитор, удивляясь смелости допрашиваемого вместо унизительного вымаливания скорейшей смерти.

– Не суди, да не судим буде – Слова Его. Он сам пришел не судией к нам, но быть осужденным нами.

– Да ты богослов, не иначе, – поразился Инквизитор, – а ну-ка, Клещ, подай ученому мужу Святое Писание, приличествующее ему.

Тюремный служка снял с полки толстенный фолиант, весьма и весьма увесистый и, с едкой улыбочкой, водрузил книгу на колени несчастного. Стальные иглы впились в ноги, и крестьянин прикрыл веки, из-под которых покатились слезы, но не издал ни единого звука.

– Прочтешь чего или по памяти? – ухмыльнулся Инквизитор, глядя на муки «еретика». – Ах да, – спохватился он, – руки скованы.

Старик открыл глаза и посмотрел на мучителя: – Чем же провинился пред тобою Иисус, если именем его убиваешь меня?

– А какая связь? – равнодушно проговорил Инквизитор и толкнул пальцем пустой кубок, стоящий перед ним, давая понять Клещу – наполни его. Тот весело хлопнул ладонью по Библии (отчего у крестьянина слезы брызнули из глаз) и рванулся к бочонку, притаившемуся в темном углу пыточной.

– Всякий раз, когда один лишает жизни другого, он заставляет Христа восходить на Крест свой.

– Это почему же? – небрежно спросил «вопрошающий», громко отхлебывая из чаши.

Слабеющий старик, набрав побольше воздуха в легкие, выдавил: – Принявший смерть за всех единожды, вынужден принимать ее еще, и еще, и еще, ибо обещал Отцу делать это.

Инквизитор привстал из-за стола.

– Ереси в твоих словах становится больше, чем здравого смысла, – прошипел он. – Нет сомнений у меня теперь в том, что ты колдун и богохульник.

Рука Клеща потянулась к воротку, но «вопрошающий» жестом остановил слугу.

– Бурю речами своими на поле ты не «посеешь», – продолжил он, – но в умах…

Глаз задергался у храмовника. Не отрицай крестьянин своей вины, пусть и наговоренной, Клещ «освободил» бы его на дыбе быстро и почти безболезненно, – думал, гневаясь все больше, Инквизитор, – но он стал учить божьего посредника придуманным истинам, не ведать ему скорого и легкого конца.

Храмовник подошел к мученику, старик был совсем плох, многочисленные укусы трона обескровили тело, истощили разум, но дух, дух еще теплился в нем.

– Не прояснишь ли мне, темному, с чего бы Иисусу, вознесшемуся на Небеса, спускаться на крест ради тебя?

С кривой ухмылкой он оперся двумя руками на Библию, перенеся на Святое Писание весь свой вес. Шипы вошли слишком глубоко в плоть крестьянина, на губах, жадно хватающих воздух, появилась кровавая пузырящаяся пленка, и голова несчастного безжизненно упала на грудь.

– Перестарались, Ваше Преосвященство, – констатировал Клещ, – отбыл колдун.