Игорь Ощепков - Мореходка

На следующий день после работы в бараке оживление – всем выдают новые тельники по одному на брата. Среди десяток – слух: мол, нам не положено, и тельняшки у нас заберут старшекурсники. Предвещается ночное построение на эту тему. Чего бы придумать? Ну очень неохота свой тельник какому-то уроду подарить, вот так, за здорово живёшь. Подхожу к нашему ротному старшине Серёге, он дембель. Договариваюсь: якобы он у меня тельник забрал, если чё, чтобы подтвердил. Соглашается, хотя нашим дембелям такое и не положено. Надо сказать, что отношения дембелей и старшекурсников были натянутыми по понятным причинам, и обострять их ни одна из сторон особо не стремилась. Так что задумка моя могла и сработать.

Делёжка была не «по-братски», а «по-отцовски»: «Это мне… это опять мне… а тебе в бурсе ещё один выдадут». Подразумевалось, что там уже с другими делиться будем. В общем, затея моя удалась, причём были и ещё среди нас счастливчики.

Настоящая морская тельняшка имела ценник 2 рубля 10 коп. Фишка в том, что конец восьмидесятых был временем тотального дефицита, и в свободной продаже тельняшек просто не было. Здесь, на острове, популярность и спрос на них были впечатляющие. Тельник легко уходил за 25 рублей! При стипендии курсанта в 21 руб. это была ощутимая прибавка. Они выдавались по три штуки на год. Короче, если не удавалось сохранить столь важную деталь морской формы, то молодому курсантику приходилось носить обманку в треугольном вырезе робы на груди… Да и холодно без тельняшки зимой.

Вообще мне лично право носить тельник не далось просто так. Мне пришлось его своеобразно заслужить. Почти сразу по приезде в училище я слёг на три дня с температурой 38–39 градусов – видимо, была переакклиматизация. В эти дни нам и выдали на складе первые тельняшки. Чуть оклемавшись, я угодил в свой первый наряд по роте дневальным. В дневальные ставились всегда молодые, по двое на сутки. Со мной в паре поставили парнишку из Москвы, к которому прилепилась одноимённая же кличка. Тогда ещё мы были одеты по гражданке, и выход в город через КПП был свободен. Москва недолго думая напился, забил на службу и завалился спать… Урод! Новенький тельникя запрятал – не найдёшь, пока не осмотрюсь. Жили мы пока в судоводительском корпусе на третьем этаже и дежурство несли там же… Ночь, около двух, сижу на подоконнике у входа на наш этаж, службу тащу. Поднимаются трое в застиранных робах, судя по борзому виду – не первогодки.

– Откуда, зёма? – пахнуло перегаром.

Отвечаю:

– Из Иркутска.

Вижу – не угадал… Отмудохали меня не по-детски, даже уже лежачего херачили ботинками в живот, в спину и в лицо (я его руками закрывал). Сразу втроём. Страх, беспомощность, подавленность и боль – всё что я чувствовал. А эти не унимаются, тащат меня в кубрик, где дрыхнут напарничек и ещё человек десять с нашего набора.

– Где второй?

Показываю на Москву. Его попробовали будить – бесполезно, в стельку. Раз несколько треснули его, он мычит и матрац на себя натягивает. Один из этих уродов открывает дверцу тумбочки у койки этого Москвы, а там на полке новая тельняшка. Поворачивается ко мне и несёт следующее:

– Слышь, к завтраку этот тельник нам в столовую принесёшь, иначе вообще убьём нах!.. Понял?!

Киваю. Уходят. Остаток ночи я провёл на койке, меня били дрожь и озноб, возможно, снова поднялась температура, а может, просто от страха. Тельце моё несчастное всё болело… ещё бы – на нём живого места не было, привкус крови во рту из разбитых дёсен. Но больше всего донимала мысль: нести или нет? Брать тельняшку Москвы для меня было неприемлемым, даже если он и не узнал бы, кто это сделал. Неприемлемо было просто взять чужое. Отнести свою – тоже не вариант. Я не хотел стать шестёркой, да и не хотел унижаться. Насчёт их угроз сомневаться не приходилось. Меня трясло от страха, приближалось утро. «Пусть убивают!» – решил я.

После завтрака, на который я не пошёл – не очень-то хотелось – прибираюсь в кубрике. Открывается дверь, заходят эти, все трое. Смотрят на меня, держу взгляд, смотрю на них. Пауза затянулась… Спрашивают:

– Всё нормально?

– Нормально!

Разворачиваются и уходят… И всё! Кажется, я сохранил своё лицо и тельняшку. Кстати, несмотря на обилие кровоподтёков на теле и разбитые дёсна, фингалов под глазами не было – повезло.

Первые десятки поехали домой. Сначала уехали двое. Один из них – мой сосед по нарам справа, Андрюха-спортсмен. Настроения нам это не прибавляло. Один из наших, со странным погонялой Клаус, заработал себе фингал под левый глаз, что было в этой обстановке ну очень, очень нежелательно. Наверное, лучше было бы потерять зуб, чем приобрести такую «чёрную метку». Клаус был худеньким высоким парнишкой из-под Пензы, который приехал в бурсу вместе с другом, небольшого роста крепышом. Я видел, как к Клаусу зачастую придирались даже десятки из других бараков.