Реки будто спорили между собой о том, как теперь будет называться их общее течение. Но в это утро они успокоились, решились на что-то и бурлили тихо и нежно, можно было слушать и слушать их. Так и делал человек, сидящий на вершине сопки, у обрыва. Он смотрел на долину, которая открывалась с этой высоты. Смотрел, как убегает вдаль река, как багровеют сопки на фоне неба.
Больше ничего и не было, только два цвета: багровый и голубой. И, казалось, есть только две сущности: багровые сопки и голубое небо. И еще река, которая, плутая через сопки, течет к небу и сливается с ним на краю горизонта. И во всем мире больше ничего нет, ничего не было и не будет, ни далеких городов, ни железных дорог, по которым из одного далекого города в другой едут далекие друг от друга люди, сидят в вагонах-ресторанах, сидят в своих купе, на своих койках в плацкартных вагонах. Нет этого, время вернулось вспять и есть только одно пространство, в котором лишь две сущности: багровые сопки и голубое небо с уходящей в него рекой. И странно не чувствовать себя одиноким посреди такого огромного и повсюду одного и того же пространства!
Евгений Андреевич Ингодин приехал домой уже полгода назад. Поезд вез его из столицы долго, почти пять суток. Город встретил его равнодушно, казалось, что так же встретило его и село тем черным зимним вечером, когда он сюда прибыл. Незнакомые люди в как будто бы знакомых домах. Он уехал отсюда совсем мальчишкой, его увезла бабушка, чтобы ребенок рос в теплом климате в центральной России. А Женю всегда тянуло назад, в Сибирь, в Забайкалье. Окончив университет, затем аспирантуру, побродив автостопом по русской центральной равнине, он решил, что пора отправляться.
Там, где он учился, его ничего не держало. Юг – пусть и не самый крайний, но все-таки Юг! – опостылел ему. Слишком жарко было его сердцу в тех краях. Он решился, собрал немногие вещи и отправился в путь, не зная совершенно, что его ждет впереди. Из родных у него была лишь бабушка, которая умерла уже давно, и теперь он направлялся в неизвестность своей огромной малой Родины, оставив прах единственного родного человека на далеком пригородном кладбище.
Решение уехать работать в сибирскую даль лесником созрело у Евгения после защиты диссертации. Была какая-то дикая неразбериха и с работой, и с армией, и со всею жизнью Евгения в целом. Вот он и уехал. Устал он от всех неразберих, плюнул на все и собрал вещи. Вещей было немного. В походный рюкзак он уместил всю одежду, немногие свои собственные книги – в чемодан. Библиотечные книги он сдал в библиотеку, а оставшиеся раздал друзьям. Друзей у Евгения было немного, но и своих книг, впрочем, тоже. Евгений чаще пользовался библиотечными. А куда копить свои? Квартиры же своей нет, а из комнаты в общаге рано или поздно все равно придется выселяться. Конечно, можно было остаться в общаге и после аспирантуры (особенно если остаться на кафедре работать ассистентом), как это делали многие, просто платишь коменданту как за съемную квартиру и живешь себе. Даже меньше чем за съемную квартиру, а как за съемную комнату. Выгодно. Но ведь это все равно жилье не свое. Да и если снять квартиру – тоже не свое, временное. И если подумать, то ведь если и купить себе комнату или квартиру, то все равно – временно. Так думал Евгений, и с самого первого курса университета и до последнего года аспирантуры положил себе за правило покупать только те книги, которые ему будут нужны навсегда, которые будут его настольными книгами, а в остальном пользоваться книгами из библиотеки. Так он и делал, и когда пришло время – благополучно сдал книги в библиотеку.
С друзьями было сложнее. Те друзья, которые у Евгения были, заводились им не на время, сдать никуда их было нельзя, это были близкие сердцу люди, причем единственно близкие на всем белом свете. Расставался он с ними тяжело, но делать было нечего – его тянуло куда-то. И он поехал.
Дорога была хороша. Зимняя железная дорога всегда ассоциировалась у Евгения с чем-то волшебным. Да и саму зиму Евгений любил. Он даже благодарен был теперь всей этой возне с работой, которая продлилась целых полгода после защиты диссертации и отняла столько сил. Но зато иначе его путешествие пришлось бы на летнее время, и в поезде бы стояла жара, духота, пот, липкие кожаные сидушки, мухи, ночью комары… Жуть, короче. А сейчас за окном красота: белые сопки среди сибирских пустынь, как будто вершины айсбергов в океане или затонувших островов, или как будто это гигантские окаменевшие тела каких-то древних великанов, вросших в землю… Такой Евгений и помнил Сибирь, когда уезжал отсюда мальчишкой по зимней железной дороге.
Читать дальше