Денис Воронин - Колодцы Маннергейма

– Это что?

– Устричный ликер.

– Устричный ликер?

– Ага, сок устрицы с морской водой. Нам вчера партию «новозеландок» подбросили. Саня из нескольких штук слил понемногу, так что будет тебе самая пушка.

– Что-то я не уверена… – тянет Аглая.

– Эй! – почти сердито прикрикивает на нее Лео, включая режим альфа–бармена. – Средиземноморский «Gin Mare», кампари, устричный ликер плюс еще кое-что по мелочи. Будто к твоим негрони вонючий кузен заявился из каталонской рыбацкой деревушки… Рыжий из-за тебя рисковал на штраф нарваться, а ты заднюю включила?

Становится ясно, что от вонючего кузена-рыбака ей не отвертеться. Остается лишь молча наблюдать за его рождением. К удивлению, кузен-рыбак оказывается вполне съедобным. Такой же брутальный как негрони, только солоноватый и пахнущий морем и немного – зубной пастой без фтора.

– Спасибо, вкусно.

– А я предупреждал, – удовлетворенно кивает Лео.

– Но странновато… Придумал ему название?

Лео задумывается.

– Устричные ссаки, – слышит Аглая хрипловатый женский голос.

Справа на стойку облокачивается шеф-повар «B&B» Анна Леонидовна Железогло. Выглядит она лет на сорок пять, а вот сколько ей на самом деле, никто и не знает. Прямая, прокаченная штангой спина, подведенные тушью глаза, короткие осветленные волосы, резкий профиль – все это делает ее похожей на актрису Екатерину Васильеву из «Бумбараша», заделавшуюся вдруг под берсерка Кита Флинта.

– Думаю, для чего Рыжий устриц мучает, а это, оказывается, барик наш в рабочее время тренируется, к конкурсу готовится, да? – спрашивает шеф у Лео.

Тот не отвечает. Молча шевеля губами, разглядывает бокал с кузеном-рыбаком.

– Заплатишь из своих, – буднично объявляет Анна Леонидовна и смотрит на Аглаю. – Не отвлекай персонал, пожалуйста. И пойдем со мной, раз пришла.

Аглая пожимает плечами, кидает на Лео виноватый взгляд и, сгребая со стойки бокал с «устричными ссаками», а из-под стойки – сумочку, идет следом за Железогло, словно пойманный завучем школьный хулиган. В голове мелькает мысль, что можно попробовать сбежать, но сделанный на ходу глоток кузена-рыбака добавляет ей храбрости.

Прикид шеф-повара (тонкая кожаная куртка, из-под которой торчит подол белой итальянской рубашки, красные, свободного покроя чуть расклешенные спортивные штаны с белыми полосками и красный же повязанный на шее платок «Hermes» с арабской вязью и будто бы сценами то ли из «Тысячи и одной ночи», то ли – из Камасутры) для персонала сигнал лишний раз не отсвечивать. Займись своим делом и не шарь глазами вокруг, чтобы не столкнуться взглядом с Медузой Горгоной. Авось, пронесет.

Аглая боязливо заходит на кухню, будто школьница – в кабинет директора школы. Только такой кабинет директора, где все жарится-парится-чистится-бланшируется, гремит кастрюлями и ножами, хлопает дверцами больших белых «минусов» с залапанными за смену ручками, ругается сквозь сжатые зубы и сует свежие порезы под струю ледяной воды, пока кто-то из коллег достает из аптечки новую упаковку пластырей.

– Макс, – останавливает шеф худого поваренка с охапкой зелени в руках. – Прекращай за гостями гарбич жрать.

– Анна Леонидовна, да я просто…

– Штраф, Макс, – объявляет та. – И не спорь, уволю.

– Анна Леонидовна, мне со штрафом ипотеку будет нечем платить! – ноет поваренок.

– Ипотеку… Ладно, будешь должен, Макс. Запомни.

– Хорошо, Анна Леонидовна. Что захотите. Вот прямо все…

Железогло ведет Аглаю в дальний угол кухни, где стоит «гроб» – холодильник с открывающийся вверх дверцей.

Прямо на дверце откуда-то появляются два стакана и початая бутылка бордосского аперитива «Lillet». Напиток, к которому Анна Леонидовна прикипела еще в Париже, работая су-шефом по семьдесят часов в неделю, меняя мишленовские рестораны и французских любовников как перчатки и гоняя на редких выходных по Евротоннелю через Ла-Манш на рейвы и концерты совсем молодых тогда «The Prodigy».

– Будешь? – кивая на «Lillet», спрашивает она у Аглаи.

– У меня есть, – отвечает та, салютуя бокалом с «устричными ссаками».

Отпивает из него, думая, что все-таки Лео молоток. Очень вкусные «ссаки».

– Как хочешь, – говорит шеф, прикуривая коричневую самокрутку. – На твоем месте я бы поостереглась, чтобы не получить пищевое отравление. Устричный ликер, надо же… – она ставит перед Аглаей тарелку, в которой филе красной рыбы нарезано так тонко, будто строгавший его повар заявился на смену, пересмотрев обе части «Убить Билла». – Севиче из лосося, умирает. Помогай спасать. Вот вилка.