Виталина Привалова - С мечтой в кармане

Мы разговаривали о бесконечности, рае и аде, смысле жизни, творчестве, оно было близко нам обоим, хотя и с разных сторон. Он был музыкантом, а я любила сочинять письма и однажды спросила, что он думает о них. Он ответил, как всегда, с маленькой буквы: «красиво пишет Набоков, твои письма доходчивые, но ввиду постоянной заботы о рациональном смысле, в них мало художественного, и теплого. Ты необычный человек, видимо, хороша собой и очень уверена в себе, но когда-то может случиться открытие тобой всей полноты зависимости собственного мышления от похвалы».

Однажды он написал: «…я непрестанно тобой восхищаюсь. Ты человечна и как следствие – снисходительна, а в целом – мудрая. Ты мой талисман, моя драгоценность».

Мы никуда не торопились. Лишь спустя месяц я узнала, что он живет в другом городе, и зовут его Петр. Потом я уехала отдыхать. В следующем месяце уехал он. Я вернулась, ждала его писем. Места себе не находила. Молчание угнетало. А Петр лежал на песке, наблюдая за беготней муравьев, слушал, как гнется стебель ириса, чувствовал притяжение земли, ее тепло и полноту жизни. Мысли его исчезали в облаках, затем проявляясь ароматами трав. Он страну из теней витражей сочинял. Север угрюмый его к себе звал. Грядущей весной он услышать желал, как танцует река, льда оковы прорвав. Потом переписка наша возобновилась, спустя еще три месяца мы обменялись фотографиями. Мне нравились его письма, в них, была какая-то особая не понятная логика. Он писал: «дали мира: что с ним будет – может, не упадет или упадет и теплой – теплой волною хлынет, против воли старых ремесел и тяжести ковчеговых весел – тогда это все сплетенный дым речей, бред ночей бессонных. Идти бы к тебе дальше линии горизонта. Ближе к льняному узору на платье твоем, остаться один на один, только вдвоем».

Пятнадцатого октября от Петра пришло письмо, состоящее из одного предложения: «не пиши мне больше ничего» – значилось там. А я почти привыкла к его заглавным маленьким буквам. Было немного грустно читать это, ибо его слова заставляли работать мое воображение с максимальной силой. Через пару недель я отправила ему свой стих. Он ответил: «очень красивое стихотворение, ты, как я и предполагал, замечательный человек. Мне сейчас очень плохо. Я не знаю, что сказать. Сегодняшний вечер будет убийственным для меня. Черт, неужели я и дальше буду жить? Не хочу так, как сейчас. Давай как-нибудь встретимся. Ты нужна мне. По – поводу последнего неразумного сообщения – от отчаяния. Я ничего не вижу вокруг. Поговори со мной».

Я была мысленно рядом, говорила слова утешенья. В этот миг мне казалось, что сердце его жаждет успокоенья. После этого долгое время он молчал, не ответив ни строчки. Выжидал и терзался в сомненьях. Ночи бессонные полны были мучений.

Петр решился возобновить переписку. Мы хотели увидеть друг друга, и он приехал ко мне в Москву в ноябре. Договорились о встрече в метро. Но не встретились, и это не было случайное стечение обстоятельств. То был его выбор. В последнем письме он писал: «я был на «Театральной», немного опоздал из-за сложной системы переходов, тоннелей. Видел тебя, помимо указанных тобой вещей, на тебе был полосатый красивый шарф. Честно скажу тебе, я не знаю, что происходит, не знаю. Меня сильно взволновали твои искренние, теплые, нежные слова. Не помню, чтоб кто-либо говорил мне нечто подобное. Сорвался, приехал. Я не осмелился к тебе подойти, по причине, глубоко лежащей во мне. Могу ли я говорить о ней, стоит ли? Не знаю. Мое поведение странное, сам ничего не понимаю. Ведь я ехал, чтобы встретиться с тобой, поддался искушению. Я обманывал себя, но тебя обманывать не хочу, да и не могу. Снова оставляю самое настоящее, что у меня могло бы быть. Глупость моя завсегдатая спутница, но ничего поделать не могу. Я всего лишь человек.

Мы с тобой настолько сильно и долго ждем любви, что готовы поверить всему чему угодно. Это неправильно. Так нельзя. Мы находимся на пути полного огорчений, потому что ждем исключительного. Может надо свернуть, заесть этот «голод» чем-нибудь другим? Не знаю. Я желаю тебе счастья. Может случиться чудо!? Может именно тебе и повезет, а я потерял надежду, не ищу, не прошу и сдаюсь».

Сто семьдесят три дня непрерывных переживаний, красивых надежд, завершились страданием, к которому будто, только и стремилось человеческое мышление. Все прошло и повеяло пустотой. Все суета разыгравшегося воображения. Неужели мудрость проявляется, в умении остановится в нужный момент? И было странно знать, что не все дождутся исполнения своих желаний, а значит, не все найдут друг друга. Но почему – вот вопрос, которым я задавалась отныне.