Олег Давыдов - Кукушкины детки

Какое откровенное неприятие мужчин в этом матриархальном кавказском роде. Между прочим, своего мужа, преуспевающего графика, Дарья тоже за человека никогда не считала. Он стоит, конечно, того, но ведь все-таки муж… Да, пожалуй, она и выбрала этого надутого пузыря, исходя из той предпосылки, что мужчина – должен быть мразь. Видеть иное – нет опыта. Как это люди спят между собой каждый день? Наверно очень утомительно…

Нет, но я представляю, как ему утомительно было с ней жить. Ведь Дарья – бурлящий казан с азиатской похлебкой. Настроение изменяется прямо мгновенно. Невыносимо, когда обращаешься к ней, все еще доброжелательно улыбающейся, а на тебя уже беспощадными зенками глядит дедушка-головорез и раздувает хищные ноздри – зарэжу! Правда, это ингушское рычание переложено у Даши на безукоризненно ясный безликий язык образованной женщины, но от этого вовсе не легче – она срежет им вас еще хлеще, чем дедушка шашкой.

ТЕПЛЫЙ ГУЛЬФИК ДЛЯ МУЖА

И кого же, Илью, такого, как все считают, знатока самых темных закоулков русской культуры, она способна вдруг уличить в том, что он не читал какой-нибудь роман Достоевского. То есть как не читал? Да я его раз двадцать прочел и весь наизусть знаю… Можно читать хоть тысячу раз и не понять ничего.

Ты не расстраивайся, Илюш, не надо, не попадайся на эту дурацкую удочку. Это в ней гусаки горского гиперборейства гогочут – безоглядная вера только в себя. Она же в этом Достоевском наверняка что-то смутно кавказское углядела, родовую масть в «Преступлении и наказании», левират в «Братьях Карамазовых»…

Да, но при этом иметь такой вид знатока. Постоянные анекдоты из жизни художников, друзей мужа. Совсем как-то глупо и неорганично: связала мужу теплый гульфик… И что?

Пытаешься создать нелепое впечатление, что запанибрата с советской богемой? Не поверю. Это дело почтенных художников – постоянно муссировать член: призывать его, заклинать, мять и резать на части и держать его на устах. Но ты-то куда?

Нет, ну, положим, когда она в общем разговоре за столом, забыв обо всем, увлеченно устанавливает на попа неустойчивый, косо срезанный конец колбасы… Это другое дело. Это, можно сказать, коренное, это идет из глубин. Тут подлинный пиетет всего существа перед чем-то серьезным и важным, а не декоративная сексуальность: спать с мужчиной? – о да, это весьма увлекательное занятие, но – утомляют…

ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ГОРЫ С НОЧЕВКОЙ

Постепенно далекое море слилось с вечереющим небом. На горы упала прозрачная дымка и стала пульсировать в тихом движении ветра. Потом ветер стих, краски тоже поблекли. Все осталось как будто без цвета, играло в ленивые прятки, и лишь нагло светился костер. Пахло дымом и жареным мясом. Дым шел к небу. Мы капельку выпили. Поднималась луна. Ее луч показал, где кончается море. И все прояснилось внутри перламутровой ракушки гор.

Сцена интересна по композиции: Илья с Дарьей – у самого края обрыва. Напряженно молчат. Чуть подальше – все остальные. Болтаем о звездах. О, непомерность Илюшиных сантиментов – на него вдруг нашло, рядом с Дарьей, беспричинное чувство радости и обновления. Захотелось уйти в это чудом открытое небо. Эта ночь и луна… ее свет растворил его душу, глаза увлажнились. Ночь проросла изнутри. Я вынашивал свет этой ночи давно, носил, как ребенка, в себе, и теперь вот он вышел наружу. Надкуси этот плод, насладись его сладостным соком…

– Будем всю зиму в Москве вспоминать, – сказала вдруг Дарья, и на Илью тут же нахлынули воспоминания. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему.

И, НАПРИМЕР – ЭТА СТРАННАЯ ВСТРЕЧА В ПЕСКАХ КАРА КУМ

Давняя история еще студенческих лет. На летней практике я неудачно влюбился. Она надо мной посмеялась, и я тогда с горя напился. Никого не хотел видеть – ушел спать за барханы подальше ото всех. Была ночь полнолуния. Я был пьян своим горем и тепловатым гидролизным спиртом. Несмотря на подпитие, мне не спалось. Я лежал в раскладушке, все проклиная, и вдруг из недр пустыни выплыло нечто – фигура о трех головах – как будто бы кто был закутан плащом, но – с тремя капюшонами. Это плыло, словно темное облако в свете луны, шло, одеждой касаясь земли. Двигалось медленно, обтекая препятствия. Было не страшно, но странно. Оно приближалось. Остановилось, сказало: не бойся. А я и не боялся, был только скован. Оно еще немного приблизилось – руки мои прошли сквозь завесу тумана, и я ощутил тугое сопротивление осязаемой тьмы под своими ладонями – как вода. Они мне сказали: что же ты плачешь? – а я и не плакал, но было так грустно, что я и действительно вдруг как будто заплакал. Не печалься, пустое – все хорошо. И сейчас у тебя все прекрасно, и всегда будет хорошо. Мы с тобой, мы тебя поведем, не оставим. И всегда за тобой будем следить. И ты сделаешь все, что хочешь. Всего, чего хочешь, достигнешь. Мы поможем тебе.