Лана Кузьмина - Свет далёкой звезды

Тогда и пришло это чувство. И я был уже не Генкой Григоряном, шестилетним мальчишкой, а частью огромного шумного мира. Я обвёл взглядом комнату и обомлел от неожиданной яркости бытия. Дождь на минуту остановился, и в оконном стекле плыл голубой лоскуток неба, прозрачный как органза. Словно прозревший слепой я разглядывал изящный узор тюлевых занавесок, мыльные разводы на плохо вымытых стёклах, старые деревья в саду, их сухую растрескавшуюся кору, каждую извилинку этой коры. Я видел муравьёв, носящихся по стволу, колонию тли, божью коровку с шестью точками на красном округлом тельце.

Словно обретший слух глухой слышал я тихий шелест листьев за окном, голоса на соседней террасе, шуршание мыши в подполе и почти неуловимое потрескивание отстающих от стен обоев. Но самыми удивительными были запахи: извёстка, бумага (всё те же обои), жёсткая обивка дивана, старые книги, деревянный стол и занавески – всё пахло по-своему, неповторимо и чарующе.

Когда я очнулся, всё стало скучным и обыденным. Почувствовав, что сижу на диване и у меня по-прежнему есть руки, ноги и голова, я, наконец, решился пересечь комнату и взять с полки книгу. Перелистнул страницы. Оказалось, что это обыкновенный, датированный пятьдесят вторым годом, справочник со множеством таблиц и цифр, понятных лишь специалисту.

Сейчас я снова растворяюсь во вселенной. Вы знали, что среди миллиардов снежинок не найти двух одинаковых? Я вижу каждую из них удивительную в своей уникальности. Слышу их лёгкое потрескивание.

– Пап, ты чего опять завис? – оборачиваюсь. Лика смотрит на меня с осуждением, – прям, как маленький!

Смешно слышать подобное от одиннадцатилетней девочки. Но она у меня такая – материалистка до мозга костей. Презрительно фыркает, когда маленький Марк просит рассказать сказку или когда я придумываю для него разные истории. Помню, как Лика нашла во дворе ключ, красивый, почти игрушечный.

– Это золотой ключик, – сказал я тогда. – Он открывает любые двери.

Дочка засмеялась и спросила:

– Ты правда в это веришь?

– Нет, конечно, – я отчего-то смутился.

– Вот и я не верю, – Лика, обижаясь, поджала нижнюю губу. – Не надо со мной так! Я что маленькая что ли!

Пациенты клиники, где я работаю, любят меня слушать. Может быть, сказки нужны лишь тем, кому пришлось тяжело в жизни? Счастливые люди в них не нуждаются.

Зачем я об этом пишу? Почему бы не писать? Сегодня строчат все, кому не лень – безграмотная школьница с претензией на трагедию и утомлённость жизнью; известная ведущая, едва перешагнувшая двадцатилетний рубеж и уже знающая, чем поделиться с миром. Чем я хуже? Возможно, моя история не перевернёт сознание отдельно взятого человека. Но всё же я надеюсь, что она по меньшей мере вызовет интерес.

Описание своей жизни принято начинать с рождения. Ничего не могу о нём сказать. К сожалению, история не сохранила легенд о моём появлении на свет, которые так любят рассказывать знакомым. Поэтому я считаю, что вошёл в этот мир в самом заурядном месте – городском роддоме и появление моё не сопровождали тайные знаки, совпадения дат, стихийные и рукотворные катастрофы.

Моя старшая сестра Таня не проявила никакого интереса к новоиспечённому брату. Только подошла, взглянула на сморщенное маленькое личико и, презрительно хмыкнув, отправилась на диван листать книжку с картинками. Впоследствии она мало обращала на меня внимания. Должно быть ждала пока крохотное ничего не умеющее существо крепко встанет на обе ноги, начнёт разговаривать и кое о чём размышлять. Тогда-то она и вцепилась в меня мёртвой хваткой, взявшись обучать всему, что сама она давно знала и умела, в первую очередь чтению.

Книги всегда были Таниной страстью. Не нуждаясь в ином обществе, она читала везде и всегда. На русском, армянском и немного на английском. Научившись читать в три года, она решила и меня приобщить к этому таинству в том же возрасте. Я терпеливо выслушивал её объяснения, называл изображённые на карточках буквы, но читать ленился. Единственное на что меня хватало это остановиться у шкафа и, наклонив голову, разбирать написанные на корешках названия – угловатые русские и изогнутые армянские. Таня ругалась, недовольно сопя, и подсовывала мне книги, которые я швырял на пол. Сестра злилась и называла меня варваром.

Если Таня не читала, то спала. Везде, в любой позе. Могла заснуть прямо посреди оживлённого разговора. Казалось только что она смеялась и говорила что-то, а через минуту уже сопит, уткнувшись лицом в спинку кресла. Папа говорил, что с именем для дочери они с мамой промахнулись. Её нужно было назвать Соней и никак иначе.