Алив Чепанов - Мерцательная жизнь Алексея Животова. СССР. Серия «Русская доля»

На проходных заводов и фабрик злые тётки в полувоенной форме фиксировали опоздавших хоть на одну минуту после 08:00, обычное время начала работы большинства предприятий Советского Союза. Опоздавших обязательно разбирали на собраниях парткомов, профкомов и на товарищеских судах. Нарушителей ждало депремирование – лишение месячной премии на сколько-то процентов, они отодвигались в бесчисленных повсеместных очередях: на квартиры, детские сады, пионерлагеря, санаторно-курортное лечение, на бытовые товары и тому подобное. Некоторые мелкие, казалось бы детали, очень характерно отражают эпоху строителей коммунизма и кроме всего этого, они – эти подробности, у поколения пятидесятых – семидесятых записаны на подсознательном уровне, помимо их собственной воли, именно в том возрасте, в котором любая информация очень хорошо воспринимается – в детстве и юности.

Из самого, самого раннего детства Алексей Животов отчетливо помнил одну картину, которая периодически возникала перед ним в течении всей его последующей жизни. …Он маленький, какой-то на половину раздетый, без штанов, в какой-то белой рубахе, только начинает ходить, постоянно падает, но идет двигаясь только вперёд по бесконечному как ему кажется длиннющему лабиринту комнат. Это комнаты коммунальной квартиры, в которой живёт не менее десятка семей. В лабиринте длинный, длинный коридор и комнаты, комнаты в разные стороны. Маленький Алёша заходит в них, в одну за другой по порядку. Некоторые из них смежные, некоторые смежные комнаты замыкаются, другие соединяются, по ним можно ходить по кругу. Когда мальчик заходит в тупик, не находя прохода вперёд, он начинает злиться и плакать. Тогда кто-нибудь из взрослых направляет его по нужному маршруту, предлагает взять на руки, но ребёнок яростно отталкивает чужие руки и выбирает идти самостоятельно, он торопится домой, но не может найти дорогу. Комнаты в многонаселённых коммуналках, принадлежавших разным семьям, в основном не закрывались, так было принято, тем более когда хозяева были дома. Маленькому человечку, если дверь в комнату была просто прикрыта, нужно было только посильней её толкнуть, только бы ему хватило сил и перед ним открывался новый, ещё им неизведанный, мир. Это был первый бесценный опыт путешествия и познания окружающего мира его новым маленьким жителем. Алёша еще не мог понимать, что что-то в этом мире ему не принадлежит, куда-то нельзя заходить и что-то нельзя трогать, это было пока ещё выше его понимания. Пока он был убеждён что всё вокруг это его и для него.

Но уже в первые годы жизни маленький Алёша столкнулся с высшей волей, которая переламывала его собственную и принуждала к тем или иным действиям, которые, мягко говоря, не вызывали особенного восторга у маленького человечка, уже имеющего свою точку зрения и свои собственные желания. Так, почти с пеленок, мальчик ощутил что значит насилие над личностью. Вначале со стороны родителей и родственников: это можно, а это нельзя; так хорошо, а так не хорошо; так следует поступать, а так – нет. Просьбами и слезами не всегда можно было отстоять свои желания или хотя бы нежелания делать то, что ну совсем не хочется делать. Когда же Алёша оставался на попечении материных тётушек: бабушки Любы и бабушки Лены, то вот у них-то он встречал столько понимания и сочувствия, сколько ему тогда и требовалось. Бабушки нарадоваться на него не могли. В отличии от родителей, все его желания бабушками сразу удовлетворялись и, уже точно, при них никто его не принуждал делать то, чего он совсем не хочет. Это была настоящая воля для маленького человечка – большей воли он в своей совсем недолгой жизни ещё не видел. Бабушки звали его Аля, так они звали свою умершую прямо перед рождением Алёши, сестру Илларию, Алёшину родную бабушку. Баба Люба всегда главенствовала над сестрами, всегда опекала и заботилась о ком-нибудь из семьи. Утратив свою любимую сестру Илларию, она почти сразу же приобрела под свою опеку Алёшу, который восполнил ей потерю сестры.

По выходным, Алёша чаше всего гостил у бабушек в Черкизово, где бабушки: Люба и Лена получили от хлебозавода, где они работали одну комнату – четырнадцать квадратных метров, плюс балкон на двоих в коммунальной квартире на четвёртом этаже кирпичного сталинского дома. В трёхкомнатной коммуналке жили ещё две семьи. Мальчик с ранних лет имел возможность сравнивать индивидуальное отношение к себе со стороны любящих людей и максимумом свободы с общественным подходом в дошкольных заведениях, куда он попадал на довольно продолжительное время по воле жизненных обстоятельств. Бабушки в то время были еще молоды и работали, родители тоже работали. В Советском союзе не было место тунеядцам и бездельникам, такие люди считались отбросами общества, привлекались по уголовному законодательству и после отбытия наказания выселялись за сто первый километр от Москвы. 101 – это условное число, на самом деле, как правило, выселялись такие морально неустойчивые и несознательные граждане гораздо дальше. Так как все родственники работали, сидеть с малышом было некому и Алёшу с раннего возраста стали отправлять в детские дошкольные учреждения – ясли. Зачастую это были заведения, типа пятидневки, откуда его забирали домой лишь на два выходных дня в неделю, пять суток подряд маленький мальчик жил в чужом доме с чужими людьми в совершенно ненавистных ему условиях.