Сергей Горбачёв - Андроид 2.0. Повесть

Как в воду глядел…

Сдача уже давно шла по заведённым кем-то правилам, из года в год они не менялись, только становились всё строже и строже. Сначала, понятное дело, надо было теорию сдать, и на этом мало кто из соискателей проваливался. Затем оружие – знание матчасти и огневая подготовка. На стрельбище-то и начинался первый отсев. Но всё равно большинство выходило после огневой на марш-бросок. Этот этап всегда был самым сложным – 15 километров по пересечённой местности, где главная задача инструктора – усложнить твою жизнь, неважно чем – криком, брошенным под ноги взрывпакетом, автоматной очередью над головой или бегом в противогазе; где на десятом километре придётся переходить вброд местную речушку, но так как мала и мелка она, всего по пояс, то кто-то придумал переходить её вдоль, а не поперёк, да ещё и против течения. А последние два километра, самые тяжёлые, надо бежать в горку, которая становится всё круче к финишу. Собственно-то после речки, по отрядной статистике, половина и «умирает». Остальные ломаются на последних километрах.

Ну а дальше совсем просто – нужно незатейливо подтянуться на перекладине. Всего 10 раз. Правда, в полной боевой выкладке и с оружием, в общем, со всем тем, с чем бежал. И затем, проверив оружие холостым выстрелом, быстрым шагом на рукопашный бой. Здесь, слава богу, надо переодеваться, поэтому у тебя будет несколько минут отдыха перед поединком, в котором главное – продержаться 12 минут на ногах, когда меняющиеся инструкторы, не те, что бежали с тобой марш-бросок, а свежие, будут безбожно лупить и валить тебя с ног. Главное – устоять. Устоял – берет твой, и ты навечно вступил в краповое братство.

Вот из-за этой романтики и вышли на испытание Лёха Барышев и Серёга Журкин в полной уверенности, что пройдут его до конца, зря, что ли, так измывались над собой постоянными тренировками.

– Слышь, Серый, я тут подумал, главное, чтобы тебе передние зубы в конце не выбили, – толкнул друга в бок Барышев на старте марш-броска. – А то перед строем «Шлужу шпецнажу» как ляпнешь, так у тебя берет и отберут. Хотя фикса золотая тебе бы пошла.

– Ты, Леший, о своих зубах позаботься, сдохнешь, небось, на первом километре, тащи тебя потом, – беззлобно огрызнулся Серёга.

И опять как в воду глядел…

Особых правил в пятнадцатикилометровом марш-броске не было. Бежали группой, темп не давали снизить инструкторы-«краповики», постоянно взвинчивая его. Устал, остановился передохнуть – сошёл с дистанции. Отстал от группы на сотню метров – сошёл с дистанции. Уронил оружие – сошёл с дистанции. Не выполнил команду или не сразу надел противогаз – сошёл с дистанции. И у тебя лишь одно право – самому сказать, что ты сходишь, если больше нет сил держать этот безумный темп. Обязательно надо сказать. Если не сможешь, то ты – «раненый», а спецназ своих не бросает, и тебя будут тащить до самого финиша.

Они бежали, помогая друг другу по заранее оговорённой схеме: то Серёга первым и тянет за собой Лёху, то наоборот. И речку они как-то споро прошли. И дымовые завесы с противогазами пережили, хотя, скорее всего, это тогда Серёга дыхание сбил. И оставалось-то уже не так много – те самые последние километры в горку. И добежало их сюда всего трое из двенадцати замахнувшихся на берет, когда Сергей внезапно рухнул, потеряв сознание.

– Стоять! – гаркнул инструктор и склонился над Журкиным. – Сходи с дистанции, салага, сам сходи, говорю тебе! – орал он, но тот после нескольких шлепков по щекам лишь смог открыть глаза и бездумно водил ими, ничего не понимая.

– Мать твою… – в который раз выругался инструктор, уставился на тяжело дышащих Барышева и сержанта из второго взвода, единственных, кто остался на дистанции, и заорал: – Что стоим?! Раненый в спецназе! Схватили этот мешок с говном и побежали! Быстро! Быстро!

Так и бежали они, вдвоём таща третьего. Бежали в безумную гору, которой не было конца. Откуда силы взялись? Никто не знает этого, даже Барышев помнил лишь занемевшие пальцы на ремне друга. Главное, что они всё-таки добежали до финиша. Вдвоём, таща третьего. Даже инструктор не орал, понимая, что они в том состоянии, где слова уже не имеют смысла. Но правила-то никто не отменял. И впереди ждала перекладина.

Пять раз. Лёха Барышев смог подтянуться всего пять раз. Он всё понял, повиснув на турнике. Он хрипел и тянулся, но не оставалось больше никаких сил, и когда занемевшие пальцы начали медленно разжиматься, он закричал. Закричал от отчаяния и собственного бессилия…