Алексей Евстафьев - Добрые книжки. Книжка странствий. Книжка умелых рук. Книжка чудесных дел

– Тётки сказали только, что она дешева, а расспросить я их не мог; я никогда не разговариваю с женщинами во дворе из форточки квартиры, расположенной на третьем этаже. Мне это и неудобно, и неловко как-то.

– Я частенько разговариваю. Может, это и не нормально, но я ничего ненормального не вижу. Погоди, я немножко хлебну из бутылочки – я с собой на прогулку взял винца – а затем хорошенько обдумаю твоё предложение о покупке клюквы. Предупреждаю сразу: я не любитель клюквы, но то, что она дешёвая – по сообщению таинственных тёток – меня соблазняет.

Дядя Валера вытащил из обширных штанов полторашку дешёвого портвейна и отхлебнул.

– Сам-то будешь? Не брезгуешь?

– Нет, дядя Валера, я не пью. – отмахнулся Алексей Николаевич.

Обычно Алексей Николаевич имел влечение к разговорам с людьми простоватыми и имеющими признаки умственной отсталости, но сейчас он торопился в дорогу и лишь забавно поводил носом по бутылке, словно измеряя её штангенциркулем.

– Сказать правду, то иных тёток лично у меня и нет, кроме тех, с которыми я иногда общаюсь через форточку. – замутнено сияя лицом, словно никелированной кастрюлькой, просипел дядя Валера. – Я не хочу сказать, что я один такой на белом свете, я допускаю наличие у себя родственников, но ещё в начале двухтысячного года у меня было сотрясение мозга и небольшая потеря памяти – возможно, что тогда же затерялись рядом с ней и родственные тётки. Получается, что я отчасти распрощался со своим прошлым.

Дядя Валера театральным жестом помахал ладошкой. Собака, неверно истолковав жест хозяина, строго тявкнула на ветер. Проходивший мимо мальчонка испуганно вздрогнул.

– Ой, дядя Валера, держи собаку крепче!..

– Да не дрожи ты, Павлик, это собачка просто так лает, а не на тебя. – поспешил успокоить дядя Валера ребёнка. – А могла бы и на тебя гавкнуть – все вы сейчас садистами растёте, куда только родители смотрят – но моя собачка не понимает людского зла.

– О чём это ты? – спросил Алексей Николаевич.

– Ну как же, ты должен знать про двух девок из Хабаровска, которые животных убивали зверским образом, на видео снимали и в соцсетях выкладывали. Их сейчас судить будут, возможно, что приговор будет максимально строгим.

– Да я вовсе не из Хабаровска. – со всей очевидностью попробовал оправдываться мальчик Павлик.

– Ну, не обязательно всякому садисту жить в Хабаровске. – заметил дядя Валера. – Бездомных животных в любом городе предостаточно – хватай да вешай, живьём шкуры сдирай!..

– Я если только поиграть немножко, я никогда не мучаю. – заныл Павлик.

– Да все так говорят, Павлик, поверь мне. И я так в детстве говорил, когда меня взрослые ловили за тем, что я к хвосту кошки привязывал консервную банку. «Живодёр!» – они мне говорили и за ремнём тянулись, чтоб порку задать. А я в ответ – что характерно для юного лгунишки – глазёнками невинными смотрел на маменьку с папенькой, излучая сияние, подобное васильковому июльскому небу, да подмаргивал в полном недоумении: а что такого, дескать, маменька с папенькой, я просто пошутить хотел, я же не из Хабаровска!..

– Ррррр! – шаловливо ощерилась собаченция дяди Валеры.

– Боюсь, что про тот Хабаровск я тогда и ведать не ведал – не до него мне было в своих детских затеях – но ремня по попе получал неизменно, а вот поэтому и вырос хорошим человеком, уважающим ценность чужой жизни, пускай даже и махонького зверька.

– Да мы всем классом осудили поступок этих девочек. – заканючил мальчик Павлик. – И в Хабаровск письмо написали тамошним школьникам, чтоб они тоже осудили.

– И все, получается, осудили? – улыбнулся дядя Валера.

– Получается, что все.

– И больше никто кошек с собачками обижать не будет?

– Получается, что не будет.

– Врёшь, Павлуша, честное слово – меня не обманешь, я просто вижу, как ты нагло издеваешься надо мной и врёшь, а сам уж затеял какой-нибудь пакостный поступок.

Из форточки окна на первом этаже вылезла голова развесёло-угрюмого свойства, воззрилась на природу, ища в ней удобства для жизни, и пробасила:

– Вы чего, мужики, ополоумели совсем – Пашу моего обижать?.. Я его погулять выпустил, а вы на него всех мёртвых кошек повесить хотите. Я ведь и выйти могу и поговорить с вами по-мужски.

Мальчик Павлик траурно всхлипнул.

– Заткнись, Виктор Леонидыч, никто твоего балбеса не обижает. – подключил надёжные коммуникативные средства дядя Валера. – Я просто отчасти воспитываю его на примере тех самых девок из Хабаровска. Я не хочу, чтоб твой Павлик в тюрьму сел за убийство какой-нибудь сраной кошки. Я не хочу и чтоб те девки в тюрьму сели – я ведь так это дело толкую, что их возможно посадят в тюрьму надолго, а я хоть и осознаю весь ужас преступления, но не постигаю: зачем девкам и дальше жизнь ломать, зачем их по тюрьмам таскать?