Владимир Сумин - Моя армейская жизнь. Премия им. Ф. М. Достоевского

– А ещё нарушена центровка шпонок. Отсюда разбаланс механизмов, что отрицательно влияет на толщину стружки, даёт эксцентриситет и может привести к полному заклиниванию механизмов вращения.

Я был уверен, что после моих тирад прапорщик немедленно отправит меня на губу, в карцер, на чёрный хлеб и воду. А он неожиданно спросил:

– А машину ты починить можешь?

– Запросто. Но сейчас я занят.

– Понимаю-понимаю. Я подожду.

– А что у вас?

– «Запорожец» барахлит.

– Ну, это пару пустяков, – успокоил я его.

Позднее я уяснил причину его странного поведения. Когда-то он заведовал складом обмундирования. Потом то ли попал под сокращение, то ли не ужился со сменившимся начальством, и его бросили на ремонтную роту.

Каждый день я популярно объяснял прапорщику суть моих манипуляций с гаечным ключом. Странное, думаю, у него создалось впечатление о работе токарного станка и его ремонте. Но всему приходит конец. С очередных соревнований явился лейтенант и поинтересовался, как движутся дела с ремонтом.

– Починил, – небрежно сообщил я, как о пустяке.

– Что? – изумился лейтенант. – Покажи!

– Сейчас. Алик подтянет провод.

– Он расправляет провод, чтобы его выпрямить, – вставил своё слово прапорщик.

– Вижу. А зачем?

– В сети ток переменный, а для питания станка нужен постоянный. Вот он его и выпрямляет – по кривому проводу прямой ток не пойдёт, – пояснил Тищенко.

– Кто это сказал?

– Рядовой Семёнов!

Лейтенант по очереди посмотрел на меня, на Утеева, на прапорщика Тищенко. И отвернулся. Плечи его затряслись.

– И что скажешь? – повернулся он ко мне.

– Товарищ прапорщик совершенно прав! – невозмутимо ответил я. – Алик, давай конец!

Я вставил провод в нужное место и нажал зелёную кнопку. Шпиндель зажужжал и закрутился. У меня не хватит слов описать, что я увидел на лицах моих боевых товарищей. И не стал делиться с ними моим открытием: на маленькой, замазанной краской железной табличке было напечатано «380В», тогда как в обычной сети, как известно, напряжение составляет двести двадцать.

Человек в военной форме – это ещё не солдат и не боец. Это так, актёришка, ряженный. Мужчина становится воином, только ощутив в руках тяжесть настоящего боевого оружия, выстрелив из него, почувствовав кисловатый запах сгоревшего пороха и разглядев вдалеке падающего врага. Лишь после этого он может принять присягу и из обыкновенного носителя брюк превратиться в настоящего бойца.

Так рассуждал наш лейтенант, прохаживаясь вдоль строя в огневом городке, куда нас привели для первой для меня стрельбы.

– Чтобы стрелять, надо ещё и понимать, что делаешь. А для этого нужно знать устройство автомата.

– Так точно! – подтвердил я, довольный, что моё мнение совпадает с мнением командира.

– Может, ты уже всё знаешь? – вкрадчиво осведомился лейтенант.

– Может быть. Хотя и не очевидно.

– Тогда ответь: что это? – спросил он, указывая на дуло автомата.

– Штучка! – бойко отрапортовал я.

– О-о!.. – застонал лейтенант. – Это называется… – он обвёл строй испытующим взглядом, – …это называется целик!

– Вот оно где! – дружно восхитились все.

– Рядовой Семёнов, о чём ты думаешь?

– О целике, товарищ лейтенант.

– Вот и неправильно. Это основная ошибка молодых.

– Почему?

– Зарубите себе на носу: в армии не думают! В армии исполняют приказы!

– Есть! Так точно!

– Продолжим…

Лейтенант показал, как, собственно говоря, проходит процесс стрельбы. Как пристёгивается магазин с патронами, где находится предохранитель и как он снимается. А уж как нажимать на курок, не надо объяснять.

Само упражнение тоже не выглядело сложным. Надо было по приказу командира по очереди выйти на огневой рубеж, занять положение лёжа. И из этой позиции стрелять по мишеням, изображающим противника. Чтобы никто не перепутал направление стрельбы и внешний вид неприятеля, мишени предварительно подняли.

Надо сказать, это был отличный противник. Безоружный, беспомощный, он торчал высоко и хорошо выделялся своим тёмно-зелёным цветом на фоне скошенной жёлтой травы. Он был так крупен, заметен, легко различим, что поражать его из такой удобной и безопасной позиции, как положение лёжа, было стыдно и неловко.

Когда подошла моя очередь, я лихо защёлкнул магазин, снял с предохранителя и передёрнул затвор.

– Разрешите бабахнуть по гадам стоя? – обратился я к лейтенанту.