Ирина Артамонова - Зигзаги жизни. Проза XXI века

В это же лето папа уезжал надолго в командировку, кажется, в Казахстан. Чем ему там пришлось заниматься, я не знаю. Сейчас я думаю, что это было связано с принудительным переселением некоторых народов. Папа приехал очень усталый и какой-то грустный. В подарок он привёз мне огромное красное яблоко. К тому времени я уже забыла вкус яблок, и это яблоко я с великим наслаждением съела вместе с сердцевиной и косточками.

В конце августа пошли грибы. Их было очень много. С подружками мы в ближайшем лесочке собирали сыроежки, находили и белые. Мама с папой в выходные пару раз ездили за грибами на пикапе с кем-то из местных, знающих леса. Привозили практически полный кузов грибов. Грибы варили, жарили, солили, мариновали и сушили, делая на зиму припасы. Нам потом это всё очень пригодилось.

Первого сентября 1944 года я пошла в школу. Мне сшили школьную форму: коричневое платье и два фартука – белый и чёрный. Мама сшила мне из остатков, наверное, довоенного шитья белый воротничок и манжеты. Первый раз в школу я надела белый фартук, и мама вплела в мои ещё короткие, но толстые косы белые ленты с большими бантами. В школе мне очень понравилось, и я начала с удовольствием учиться. Проучилась я в этой школе чуть больше месяца. Строительство закончилось и папу перевели на новую работу. Мы поехали в Абезь.

Абезь – небольшой посёлок на берегу реки Усы, между городами Печора и Воркута, в трёх километрах южнее полярного круга, построенный на вечной мерзлоте. В конце войны в Абези находилось управление (и вся администрация) «Севпечорстроя», организации из ведомства Берии, больш а я часть «архипелага ГУЛАГА». Территория, подведомственная «Севпечорстрою», была огромной – от берегов северных морей до города Киров (Вятка) – тайга, тундра и лагеря, лагеря, лагеря, в которых содержались заключённые, работавшие на северных стройках и в шахтах. Папу назначили начальником политотдела «Севпечорстроя».

В начале октября 1944 года мы отправились в путь, папа уехал чуть раньше. Нам выделили небольшой вагончик-теплушку, в котором была печка и нары вдоль одной стены. Рабочие погрузили в теплушку, все наши вещи, запас продуктов дней на десять, запас дров для печки, какие-то ёмкости с питьевой водой. Мама, Рудик, тётя Паня и я с Динкой по наклонной широкой лесенке забрались в теплушку. С нами ехал молодой, высокий и широкоплечий мужчина-проводник (думаю, он же охранник), не помню уже, как его звали. Лесенку убрали, кажется, она как-то крепилась к вагону. Задвинули двери, через какое-то время поезд тронулся и стал набирать скорость. В теплушке были небольшие окна. Как пространство теплушки освещалось в тёмное время суток – не помню. Ехали мы больше недели. Проводник топил печку, выносил на остановках Динку погулять, тётя Паня готовила еду.

От Соликамска до Абези не ходили прямые пассажирские поезда. На пересадочных станциях нашу теплушку отцепляли от одного состава и прицепляли к другому, часто к товарному. Иногда для ожидания нужного поезда, теплушку загоняли на несколько часов в тупик, и можно было выйти погулять. За всем этим внимательно следил наш проводник, у него был какой-то особый документ.

Мама много читала нам вслух книжки, часто играли все вместе в лото – и проводник, и тётя Паня, когда у неё было время. По несколько раз в день немного раздвигали двери теплушки, чтобы проветрить помещение. Мне нравилось, забравшись на нары, смотреть в окно. Сначала были леса в осеннем наряде, потом болотистое мелколесье с голыми кривыми деревьями, последние дня два – заснеженная тундра с чёрным кустарником, кое-где. Чем дольше мы ехали, тем чаще были видны из окна территории, огороженные прозрачными заборами (колючей проволокой) с вышками по углам и унылыми, серыми, низкими и длинными строениями внутри.

Однажды нас всех перепугала Динка. На какой-то короткой остановке, как обычно, проводник чуть-чуть погулял с собакой. Поезд тронулся, а двери не успели задвинуть, и Динка, решив ещё погулять, спрыгнула на землю и, весело лая, побежала. Мы все закричали. Поезд набирал скорость. Проводник быстро спрыгнул за озорницей, с трудом поймал её и, уже на приличном ходу, сунув собаку в вагон, сам в него запрыгнул. Мы были счастливы, что происшествие закончилось благополучно, очень благодарили Динкиного спасителя. Больше никаких приключений в пути не было.

В Абезь приехали вечером. Может быть, было и не очень поздно, но совсем темно. Нас встречал папа. Мы все по нему соскучились, и он без нас скучал. Папа обнял маму, Рудика, а меня, уже большую девочку, подхватил на руки и расцеловал в обе щеки и в нос. На чём мы ехали к дому, не помню.