Борис Алексеев - Русичи. Проза XXI века

– Сволочи! – Из переулка шагах в двадцати от Степана вырвался сдавленный мужской голос, сопровождаемый сопением и глухими ударами.

Стёпа бросился на крик стремительно, будто ждал случая проявить в ночи мужскую доблесть и благородство. Три сопляка повалили огромного мужчину средних лет. Двое добивали жертву ботинками, третий шарил в большом коричневом портфеле, из-за которого, видимо, и случилась грызня.

– Бабло!.. – заорал пацан, сгибаясь пополам над шоколадным трофеем. – Слышь, стручки, бабло! Рвём!

Он уже привстал и готовился бежать, но в этот миг Стёпа размашистым апперкотом снёс парня, выхватив на лету добычу.

– Ах ты, су… – Один из двух «степистов», мнущих здоровяка, прыгнул в ноги рослому Степану.

Сверкнул нож. Стёпа отскочил на шаг и ударом тяжёлого портфеля прибил нападавшего стручка к асфальту. Бросив портфель в сторону, он схватил парня за руку, ловко вывернул кисть и заставил отпустить нож.

– А-а! Руку сломал! – взвыл пацан, перекатываясь по асфальту.

Третий подельник хотел было бежать, но страх так сильно сковал беднягу, что тот медленно сполз по стене дома и, как подрубленное дерево, цепляясь ветвями рук за выступы фасада, повалился на тротуар. Он так и остался лежать, наблюдая за Степаном глазами, полными щенячьего подросткового ужаса. От парня во все стороны поползло тёмное сырое пятно, посверкивая на ещё незатоптанных бугорках новенькой, укатанной накануне асфальтовой крошки.

Степан протянул руку пострадавшему мужчине, предлагая подняться.

– Пойдёмте, – сказал он, сдерживая волнение, – кто знает, сколько их ещё.

Мужчина, кряхтя и держась за стену, поднялся, неловко перешагнул мокроту несостоявшегося мачо, отыскал глазами портфель и торопливо поднял его. Затем, опершись на руку Степана, сделал шаг в сторону перекрёстка:

– Пойдёмте. Кажется, вы меня крепко выручили.

Стёпа окинул прощальным взглядом поле сражения и, поддерживая помятого великана под руку, зашагал прочь. Один раз ему всё же пришлось обернуться. Пацан, рывшийся в портфеле, рывками, как повредивший лапу волчонок, уползал в темноту переулка и жалобно выл:

– Бабло, бабло хиляет…

Они шли по пустынной Ордынке. Спасённого мужчину то и дело рвало. Каждый раз, вытирая платком лицо, он виновато поглядывал в сторону Степана и говорил:

– Простите, не знаю, что со мной.

– А я знаю! – улыбался в ответ его спаситель, пытаясь расштопать неловкость момента. – Вы поскользнулись, упали, к вам подбежали пионеры, хотели втроём поднять дядю. Тут явился я и, как всегда, всё испортил!

– Я не могу идти. – Мужчина присел на выступ фундамента и вытянул вперёд правую ногу. – Кажется, они мне повредили коленку.

– Спокойно, концентрируем внимание! – Степан взмахнул руками, превратив ладони в источники положительной энергии. – Абра-вибра-таксомоторра!..

Действительно, буквально через пару секунд со стороны метро «Третьяковская» вынырнула машина с зелёным огоньком.

– Что я говорил! – Степан приветливо махнул рукой кому-то в небе. – Едем ко мне, вас надо привести в порядок.

Расположив спутника полулёжа на заднем сиденье, он подсел к водителю. В это время метрах в ста от машины из переулка вывалилась на пустынную «тропу войны» толпа пацанов. За головами первых Степан увидел одного из трёх битых стручков. Сверкнули металлические прутья.

– Мобильные ребята, – присвистнул он и, обернувшись к водителю, с ленцой в голосе добавил: – Шеф, видите вон ту группу подростковой молодёжи? Да-да, именно ту, с фрагментами металлической ограды? Лично мне они напоминают ваганьковский бюст Япончика, расколотый и розданный братве на сувениры.

– Мне тоже! – хохотнул таксист.

– Однако нам пора. – Степан заметил, что толпа развернулась к машине. – Большая Татарская, двадцать. Гони!

Такси взвизгнуло протекторами и, набирая скорость, угрожающе двинулось навстречу ораве молокососов, запрудивших Ордынку. Не ожидая атаки, те шарахнулись в стороны, и «абра-вибра-таксомоторр» беспрепятственно промчался сквозь стрельчатый кордон металлических прутьев в сторону Серпуховки.

– Наш человек! – Степан одобрительно хлопнул таксиста по плечу. – Жизнь продолжается, господа присяжные заседатели!

В начале повести автор уже упомянул, что ночное приключение Степана пришлось аккурат на печально знаменитые годы перестройки, ознаменовавшие начало многолетнего периода деградации и распада величайшей межнациональной корпорации – Союза Советских Социалистических Республик.