Борис Алексеев - Количество жизни. Дневник очевидца

Затаив дыхание, юноша подошёл к мольбертам, расставленным округ витрины, и тронул рукой лощёное дерево. Неожиданно он ощутил горячее жжение в глазах, неловко зарылся в воротник пальто и отошёл в сторону.

Что-то глубоко личное, роящееся в тайниках его подсознания, вдруг выплеснулось наружу и брызнуло из глаз горячим потоком неизъяснимого наслаждения. Подобного наслаждения, искрящегося на кончиках нежнейших чувств и ассоциаций, он не испытывал никогда, даже в моменты физиологической близости с возлюбленной Ленкой.

Когда волна внезапного чувства схлынула, Гоша сосредоточился и вторично подошёл к прилавку.

На витрине под стеклом лежали таинственные, как египетские мумии, тюбики с масляными красками.

– Вам что-нибудь показать? – спросила девушка-продавец, с улыбкой наблюдая угловатые движения смущённого посетителя.

– Я хочу написать картину, – ответил Гоша. – Дайте мне краски.

– А в какой технике вы работаете? – девушка снисходительно прикрыла улыбку ладошкой.

– Я?.. – Гоша попытался улыбнуться в ответ, но мимика его не слушалась. – Не знаю, что со мной. В детстве я рисовал. Но прошло столько лет! Вчера захотел рисовать снова. Не смейтесь, товарищ девушка, мне не до смеха.

Девушка спрятала улыбку и принялась рассказывать Гоше, какие бывают краски. Почему одни из них можно разводить водой, а для других нужны специальные растворители.

Гоша ловил слова девушки, не дыша. Ни одну лекцию в институте он не слушал так внимательно, как этот скромный художественный ликбез.

– Вы что-нибудь запомнили? – рассмеялась девушка.

– О, да! – ответ Гоши прозвучал, как хлопок воздушного шара.

– Тогда забирайте!

Она торжественно вручила ему набор масляных красок, изящную овальную палитру из фанеры, растворитель-пинен и немного щетинных кистей для первого знакомства с живописью. Ещё Гоша набрал разных холстов и грунтованных картонов. На мольберт денег не хватило.

– Желаю удачи! – напутствовала девушка и подумала про себя: «Он хороший…»

Домой наш герой вернулся предельно счастливый. С порога позвонил в «Курчатник» приятелю и бессовестно наврал, что заболел, и чтобы сегодня его не ждали.

Скинув в прихожей пальто, не разуваясь, Гоша вбежал в гостиную. Он тотчас вывалил содержимое сумки на диван и, как скупой пушкинский рыцарь, стал рассматривать свои приобретения! Перенюхав все тюбики с краской, перетрогав щетину новеньких очаровательных кистей, Гоша призадумался: «Что бы такое написать?»

Оглядывая гостиную, он приметил на серванте небольшую картонную иконку. Это была любимая икона его бабушки. «А что, ничего, простенько и со вкусом!» О том, кто изображён на иконе, Гоша не имел ни малейшего понятия. Бабушка что-то рассказывала, но по юности лет он не слушал. Мама была убеждённой комсомолкой. Отец работал водолазом, вечно в разъездах. Кто он, каких мыслей был человек, Гоша не узнал до самой смерти родителя. Иконка выполняла ритуальную функцию – напоминая о доброй бабе Насте, почившей вслед за отцом год назад.

Гоша снял образ с серванта и поставил перед собой, прислонив к заварному чайнику. На картонной репродукции был изображён образ Пресвятой Богородицы с Божественным Сыном на коленях.

Что-то похожее он уже видел, листая альбомы по европейской архитектуре. Но теперь, всматриваясь в икону, Гоша обратил внимание, что фигура и лицо Божьей Матери были написаны совсем по-другому, чем на знакомых ему альбомных репродукциях. Эту нехитрую картонную иконку рисовал как будто ребёнок.

Упрощённый, по-детски непропорциональный контур, аппликативность цветовых переходов. Раньше он этого не замечал. Но странное дело. Ему хотелось нарисовать именно её, и не потому, что все альбомные Мадонны казались куда более сложными для копирования. Держать в руках бабушкину святыньку Гоше было почему-то приятно.

Так будущий церковный художник из всего многообразия окружающего мира выбрал для первого живописного опыта потёртую временем икону древнего канонического письма.

Через год Егор защитил диплом и был официально принят в штат Курчатовского института. Игорь Сергеевич Слесарев, его научный руководитель по преддипломной практике, прочил Дивееву место в аспирантуре. Казалось, успешное будущее молодого учёного неотвратимо, как утренний восход солнца. И никто из друзей и сослуживцев не догадывался о том, что имидж талантливого физика давно стал той потёмкинской деревней, за которой Гоша скрывал новый трепетный интерес к жизни.