Леонид Алеев - Лёня Алеев в школе и дома

– Отгул взял, выпимши вчерась, – вставила информацию Евдокия Прокофьевна, удовлетворенная развитием истории.

– Я спросила: «Слава, ты не знаешь, как оказалась сегодняшняя», – Верванна сделала еще раз ударение на последнем слове, – «сегодняшняя моя газета в туалете?» А он сказал мне, нагло так: «Знаю» – говорит, – «я ее со столика взял, потому что в туалете с утра…», – Верванна немного понизила голос – „…нечем жопу вытереть было“. И смеется, хам. Что, говорит, вам кричать что ли надо было, спрашивать газету? Вы спите, как убитая, вас пожар не разбудит, и ваш Рейныч с вами». Руфина Васильевна, я считаю – это безобразие, неуважение и хамство, надо сообщать на работу.

– А, сообщай – не сообщай! – рявкнул опершись о дверной косяк рукой появившийся на кухне и успешно похмелившийся дядя Слава Морозников. – Я увольняюсь. Поеду Уренгой строить. Ну, что вы тут собрались? – Он укоризненно оглядел всех. – А? Что вы тут обсуждаете, соседи? Что я газету трехкопеечную изорвал подтереться? Да нате Вам, Верванна, рубль – компенсирую.

С этими словами дядя Слава полез в карман и неверным движением извлек помятую трешку.

– А вот хоть бы и трешкой подавись! – разошелся он. Тут подоспела зуботычина от его жены. Дядя Слава был мастерски скручен и под взаимные крики препровожден к себе.

– Ты у меня поедешь на Уренгой, ты у меня так поедешь!.. – бушевала на всю квартиру жена дяди Славы.

Кокеткина сорвалась с кухни и быстро зашаркала на пост к комнате Морозниковых. Через некоторое время оттуда выбежала Дудуля, и, набрав полный стакан воды, убежала обратно. Верванна была совершенно опустошена. Бабушка ободряюще приобняла её за талию и сказала, что это больше не повторится.

– Слава – хороший мужчина, когда не пьяный. А в трезвом виде он на такие поступки не способен, – говорила она.

Верванна всхлипывала и кивала головой. Ураган прошел. Осталось только сожаление о новостях, не прочитанных за чашкой кофейного напитка «Кубань».

На самом деле, я с вами лукавил. Нет, я ничего не сочинил, не преувеличил. Все герои, которых я вам представил, – настоящие. Я только хочу признаться в одном факте. У меня не было бабушки… То есть, она была, конечно, но я ее так не называл. Вот у вас же есть бабушка? И, обращаясь к ней, вы так и зовете ее – «бабушка», или «бабуля», или даже «ба». Я не помню, чтобы я в детстве использовал эти обращения. Как-то так сложилось само собой, что после описанного ниже случая никто и никогда не называл мою бабушку – бабушкой. Меткие прозвища настолько привязываются к человеку, что этим прозвищем стали называть ее не только мы, дети, но и все мои родственники, а потом и родители. Иногда это прозвище проскальзывало при упоминании ее персоны даже у посторонних людей, что доказывало его уникальность.

– Всех людей надо переписать! – важно сказал брат, зайдя ко мне с блокнотом и карандашом в руках. – Всех, абсолютно всех. Нам надо вычислить шпионов и заставить их работать на нас. Завербовать агентов, понял, сопля?

Я пожал плечами.

– А зачем их переписывать? – рискнул спросить я.

– Мы должны переписать их и закрепить за ними шпионские клички, – брат перешел на шепот. – Пошли… – и махнул рукой.

Перебежками по огромному коридору, пригибаясь и прячась за дверьми кухни, мы достигли «темной комнаты» – еще одного места в нашей квартире, о котором я забыл упомянуть. В этой комнате каждая семья хранила какой-нибудь свой домашний скарб —лыжи, тазы, фотоувеличитель или просто валенки. Там висела тусклая лампочка. Мы забежали внутрь, включили ее, и брат записал:

– Папа! Подпольная кличка – Осел!

Я был возмущен.

– Почему осел-то? Нехорошо как-то, папа же.

– Дурень! Смотрел мультик «Бременские музыканты»? Там осел на бас-гитаре играл, – шикнул на меня брат.

– Разве? – не уступал я. – Мне казалось, он у них просто повозку тащит.

– Не спорь! Вот когда он делает «Е-ЕЕ-ЕЕ», это точно – наш папа.

Тут я согласился, потому что этот образ подпевающего осла действительно напомнил мне отца.

Мы выбежали из «темной комнаты», и таким же путем, пригибаясь, на цыпочках заскочили в нашу гостиную, где в кресле сидел папа и читал «Московскую правду».

Брат склонился к моему уху и зашептал:

– Чтобы проверить, шпион он или нет, нам нужно окликнуть его по кличке, если он отзовется – то он шпион и его можно вербовать. Понял? Сейчас подойдешь к его креслу сзади и скажешь: «Осел!» Я буду возле сундука, и если он не отзовется – я стреляю. – С этими словами мой брат достал пластмассовый наган розового цвета.