Катерина Томина - Awakers. Пробудители. Том 2

– Давай. Бросай давать обещания, которые не можешь выполнить, – парирует она. Серьёзная вся такая. И рыжая. Чёрт бы её побрал.

Вечно сидит со своими книжками; одна обложка сменяет другую, как костюмы на параде. Он не успевает запоминать названия.

Хочется взять её за ладони и сдуть эти мозоли, как пушинки с одуванчика.

– Что ты там читаешь? – не из вежливости и не для того, чтобы отвлечь её. Правда интересно, что там в этих пёстрых обложках может так долго держать её внимание. Это же просто буквы.

– Ну расскажи, про что там книжка, – повторяет он.

Она долго говорит, он долго смотрит на неё. Жмурится, а перед глазами – золотой песок.

– Ты на чём сидишь, милый друг? – допрашивает Сэнди. Майк вечно бурчит, что Трой дружит с Сэнди исключительно потому, что иметь друга-гея нынче модно. А Трою нравится с ним говорить; рассказывать то, что с мальчишками обсуждать стыдно, а девчонке не доверишь. Сэнди лишнего не болтает, только вопросительно выгибает бровь.

– На жопе я сижу, что! – Трой разводит руками, вдыхая прибрежный солёный воздух.

– Да нет, дурень! Колись, ты на что подсел? Тебе будто запасную батарейку вставили.

– Ни на что я не подсел.

Но батарейка – хорошее сравнение, потому что у него будто электрический разряд на языке скопился, и, если от него не избавиться, голова взорвётся от напряжения.

– Ну правда, – не унимается Сэнди. – Я никому не скажу.

– Достал! Хочешь, чтобы я заткнул тебе рот поцелуем?

– Не льсти себе, ты не в моём вкусе, – отмахивается он, а сам застыл в ожидании великого признания. – Так что?

Трой театрально покусывает губу.

– Я тут подумал… Мне нравится песок.

– Песок?

– Когда зачерпываешь его, а потом сдуваешь с ладони, и песчинки летят…

– Куда летят?

– Не знаю… ну просто летят. Красивые.

– И что в этом такого?

– Тебе не понять, песок – это очень глубоко.

Сэнди щурится поверх тёмных очков.

– Ты опять издеваешься над моим именем, да?

Трой отворачивается, медленно покачивая головой:

– Не знаю, Сэнди, я очень загадочный.

– Я не хочу жить между строк, заключённый в плену метафор… и прочая хренота. То есть на кой чёрт всё усложнять, когда можно сказать как есть?

– Потому что это поэзия, – вполсилы объясняет Тати.

– Что поэзия? У Шекспира тоже поэзия… ну как в том сонете, про бабу, у которой глаза на звёзды не похожи.

– Он не об этом.

Трой складывает губы трубочкой, колупая корешок её книжки. Кажется, никто уже не читает бумажные книжки, кроме неё. Никто не читает бумажные книжки, как она: страницы аппетитно шуршат под деликатными пальцами, каждый пассаж ложится новой маской на фарфоровое личико.

– Всё равно. Если бы все говорили всё как есть, было бы проще.

– Почему ты не можешь побыть хоть чуть-чуть серьёзным?

– Почему не могу? Я очень серьёзный! Там… коррупция! Инфляция! Депиляция!

– Привыкнешь потом, – заверяет Ральф, услужливо протягивая Тати бутылку колы. – Мы с Майком привыкли. От него много шума.

Точнее сказать, Трой – ходячая ярмарка. Того и гляди голуби из рукавов полетят, а из-под шляпы выскочит стая кроликов. Удивительно, что каждый его шаг не сопровождается взрывом хлопушек и брызгами шампанского. Такой шумный, что в ушах звенит.

– Ну, – подхватывает Майк, отколупывая зубами тёмно-серый лак с ногтей. – Хрен претенциозный.

Ральф, интеллигентный, вежливый Ральф кивает, делая пометки в электронном конспекте, – единственный в группе, кто разделяет её потребность в посещении лекций:

– Есть немного.

– Ага, – Майк щёлкает пальцами. – Шутки ещё дебильные. И вечно как заладит…

– «Мы же рокеры, бунтари!» – передразнивает Тати.

– «Это войдёт в историю», – весело поддакивает добрый Ральф.

– Хрен претенциозный, – снова бубнит Майк, чётко выговаривая слова, но взгляд его становится хмурым.

Они сидят на пляже вдвоём: Тати и Трой. Все привыкли к пляжам – никакой романтики. Подумаешь, море. Подумаешь, песок под ногами. Ральф и Майк так и не пришли; она уткнулась в книжку, а он демонстративно скучает, разбавляя досуг мыльными пузырями.

– Думаю, Микки наконец-то похитили пришельцы. По ошибке. Приняли за своего. Будем надеяться, что скоро вернут.

Он плюхается перед ней на колени, взбалтывает пузырёк.

– Хочешь, фокус покажу? – и, не дожидаясь ответа, хлебает мыльный раствор.

Она вскакивает как ужаленная, бьёт его по руке.

– Совсем спятил?!

А он хохочет так, что мыльная пена изо рта лезет; пытается выдуть кругленький пузырь, но тщетно.