Анатолий Давыдчик - Как-то так

– Отойди от двери, – словно прочувствовал моё состояние сказал кто-то. Я отошёл к своим нарам, дверь слегка приоткрылась и на пол упал пакет, за ним следом пачка примы и коробок спичек.

– Жрите, суки русские. – ласково проговорил голос и дверь закрылась. Я подобрал пакет, сигареты и уселся за стол. Две пары жадных глаз смотрели за моими манипуляциями.

«Суки, прокатить бы вас, тварей, – внутренне усмехаюсь я, – что ж за натура такая – на чужом хую в рай заехать? А вот если бы меня прибили – злорадства бы было вагон, а теперь вот смотрят…»

Мне многое что хотелось сказать, ещё больше сделать, но, видя перед собой эти глаза, осталось только раздражение.

– На, курите. – я кинул им две сигареты, потом залез в пакет, где было два лаваша, отломил половину под жадные взгляды и перебросил им вторую.

– Поделите сами, взрослые. -хмыкнул я. – Ладно, живём пока, убить не убили – и то хорошо.

Отломив кусок лепёшки, я размочил её в воде и стал пробовать есть, тем более жевать было нечем. Желудок сразу отреагировал резкой болью, но потихоньку я затолкал в себя четверть хлебобулочного изделия, и наконец-то закурил…

Веселуха.

Дня три нас никто не трогал. Вернее, меня: с этих-то что взять…

Я как пёс зализывал раны, а так как кроме собственной мочи из лекарств ничего не было – то после этих компрессов отёки спали, несмотря на весь мой врождённый пессимизм. С двумя своими сокамерниками я не разговаривал: просто не о чем. Оба Серёги постоянно бредили историями из домашней кухни, чем, кстати, напрягали. И я однажды не выдержал:

– Слышь, юноши. – обманчиво ласково обратился я, – А чего вы, от мамкиных пирожков в армию поперлись?

– Забрали… – проблеял большой Серёга.

– А отмазаться чё, никак? – усмехаюсь я.

– Так косить надо было… – продолжает большой.

– А вы ведь даже не пробовали. – говорю я, – А почему, знаете?

Оба просто молчат, поэтому я продолжал:

– Да потому что вы с детства привыкли, что за вас всегда кто-то решает и говорит, что делать. А сами – ни украсть, ни покараулить…

– А ты сам-то как в армию попал? – решился спросить опять же большой Серёга.

– С удовольствием. – хмыкнул я, – Меня задолбало быть старшим в семье, получать не за хуй, а тем более – если ты от первого брака. Так что я знал, куда я и зачем…

Почему-то резко перед глазами встали картины недалекого ещё прошлого. И самое обидное – когда ты в летние каникулы в резиновых сапогах и больше нет ничего. В них и футбол, и рыбалка, в них всё. А вечером мокрой тряпкой по лицу лишь за то, что ноги в резине воняют так, что хоть мой – хоть не мой. А когда ночью от боли а суставах грызёшь подушку – вообще романтика. И не потому что денег нет. Они есть. Но не для тебя, выродка… Я хотел было сказать (но зачем и кому это надо?), как воровали в компании таких же, как барыжил чем придётся… Да это все лирика и поэтому я закончил мой типа монолог коротко:

– Не ссыте, теперь решать вам самим: у вас рядом никого нет, а на меня не рассчитывайте…

Возникшая пауза слегка затянулась и маленький Серёга всё-таки спросил:

– Толян, как думаешь, нас убьют или нет?

– Блин, Серёга, заебал ты. Убьют, нет – я сам знаю не больше твоего! – психанул я.

– Не, ну не все же у них зверьё, есть и нормальные… – как-то неуверенно, скорее для внутреннего ободрения, произносит Серёга маленький.

– Ага, они, блядь, с пелёнок воспитаны в ненависти ко всем русским и русскому, а ты ещё веришь во что-то. – отвечаю я. – Знаете, когда нас, русских, обзывают проститутками, я понимаю людей. Прикиньте, жили себе люди и жили. Резали друг друга, грабили, а тут мы со своей любовью. Россия – это как пьяная проститутка, которая ко всем лезет с признаниями в любви. А протрезвев, не понимает – как так? Она со всем, как говорится, а её поимели…

– Так что делать-то? – не выдерживает маленький Серега.

– Есть такой термин что-ли, метанойя, это по-гречески, а в переводе это переворот подсознания. Поэтому если хотим выжить среди этого блядства – включай мозги, время наверно есть…

Думали долго. А что ещё делать, если делать нечего? Даже внезапно открывшаяся дверь и пакет с объедками вперемежку с окурками и полусырой пачкой Примы не помешали процессу. Идея насчёт того, чтоб валить отсюда, перед этим завалив кого-то и забрав чего-то, была встречена со скепсисом: коллектив не тот. Надежды, что нас выкупят – так трупы тоже выкупают: товар гораздо качественней и лишнего не скажет, вообще супер. Поэтому пришлось слегка приземлить парней, дабы не питали особых надежд. Я достиг своей цели, парни оживились и в них стало просыпаться то, забитое семьёй, школой и прочими общественными институтами, сознание. И, как апофеоз всему, Серёга большой стал лупить по двери, и когда кто-то спросил, мол чего, рявкнул: