Ольга Шорина - Тетрадка на пружинке

– Да какая «девочка»?!! – гневно вскричала наша председательница. – Ирка красится, потому что она – вся седая!!!

И тут же, остыв:

– А действительно… Мы, когда ходили с ней в Комитет по землеустройству, мне сказали потом: «А эта девочка, что с вами приходила, она дочка ваша?»

Но сегодня я разглядела, что у этой Сороки и вправду старая толстая кожа, оплывшее лицо.

Я всегда считала крайне неудобным молчать. Поэтому затрещала про свою работу в школьной библиотеке, «офицерскую жену», во имя которой, по мнению Евгения Хлопунова, и лишилась своего места.

– Это очень хорошо, – туманно и безо всяких эмоций отозвалась эта Ира. – Офицерская жена, она хоть что-то там заработает…

Но это уже не бестактно, а неприлично даже! А как же я?!! Да … мне на всех офицерских жён, вместе взятых! Самые обездоленные, что ли?

Скоро и мы переезжаем.

– Мебель таскать я брата двоюродного позову, – пообещал Михаил Викторович. – Он такой же здоровый, как и я.

Сегодня в холле был скандал. Прибежал Плавунцов, председатель Совета ветеранов, 1924 года рождения (а тот, пузатый, его заместитель – Юрий Константинович), и стал орать на Сыроежкина, коменданта нашего «общежития»:

– Вы загнали меня в подполье!!! Это издевательство над пожилыми людьми!

– Да я и сам пожилой, мне шестьдесят лет уже! – с издёвкой ответил Сыроежкин.

– Леонид Николаевич, – заголосила Эвелина своим ненатуральным голосом, – Леонид Николаевич, а сколько я у вас на кассе взаимопомощи работала!..

Дед убежал ни с чем.

Только что выехали ВООПИиК и Общество книголюбов.

– Бабы, а в такой грязи жили! – презрительно сказала Костова своим фальшивым голосом.

Так они же тонких материй, а не грубых хозяйственных! Я представила Эвелину в её дорогом, чёрном и длинном платье с веником в руках на фоне её огромной, как танк, иномарки, и чуть не расхохоталась.

– Ничего, Алла Борисовна придёт и вымоет, – пообещал какой-то мужик.

– А кто это такая?

Ну, будто Эвелину сия персона и впрямь интересует!

– Уборщица.

Комната же отходила «Гекле». На грибках висели предложения от этой фирмы «экологического туризма» для подростков «поехать за границу без родителей». Янка бы обрадовалась.

– Вы слышали, господин Любимов, – как этот ветеран кричал: «Вы – бандиты!»? Я посидела с этими ветеранами, и была на одном их собрании. Тоже мне, людишки не от мира сего! Главное, все этому деду кругом должны! Он собирался брать какой-то вьетнамский ширпотреб, чтобы его перешивали его старые слепые ветеранки! Это мы, в нашем бизнесе, где бьёшься за каждую копейку!

И на меня снова серой из преисподней дохнуло, как от Алкашки.

– Сыроежкин всех выгнал! – прокомментировала Галина Георгиевна. – Он собирается здесь второй этаж надстраивать. Потолки-то тут высокие!

Я подняла глаза, и меня хватил за горло приступ клаустрофобии.

Галина Георгиевна сегодня опомнилась:

– А Алиска куда-то делась!

– Вот и хорошо, – мрачно сказала я. – Исчезла зараза эта!

– Да что ты такое говоришь?!! Вы что, поссорились что ли?!

– Нет. Просто, чтобы судить о человеке, нужно с ним пообщаться.

– Ну это да… А как у тебя дела дома?

– Насчёт чего?

– Насчёт всего.

Сегодня мне что-то так захотелось грибов! Я и ела их единственный раз в жизни, у Риммы. У нашего деда должны быть грибы. Спросила у мамы про суп из опят:

– Он пустой будет.

– Ты же говоришь, что в грибах калорий больше, чем в мясе.

– Это в белых.

Рассказала ей и про скандал в коридоре.

– Исполком для этого деда – «подполье»?!! Красиво жить не запретишь! Вот мы – в подполье!

Мама работает в сараюшке без удобств за санэпидемстанцией.

А Лепёхина всё недовольна Фридман, рисует её в самом чёрном свете.

– Она всё жалуется, что ей очень трудно сюда ездить. Сама она в возрасте уже преклонном, и ей, конечно, интересно со сверстниками…

И я удивляюсь, неужели ей, еврейке, интересно с русскими? Как Фридман выглядит, и как ветераны!

Один из августовских дней запомнился мне ночью из-за дождливой погоды и тёмного облачного неба. Совет ветеранов провёл тогда шумное собрание, на которое приезжала и Фридман, как всегда элегантная, словно английская леди.

Утром встала с постели с таким трудом! Вот уж это наступление осени! На работе засыпала, мёрзла, хотелось прилечь. Пришла домой, налила чаю из старого китайского термоса, – невкусного, затхлого, – и недомогание как рукой сняло!