Алексей Борисов - Ничей

Я улыбнулся, и улыбка моя была не из приятных. Автор, прикрывшийся псевдонимом «Василиса Микулишна», действительно знал многое о жизни аппарата. Те, кто не один год посвятили работе в этих стенах, не раз и не два слышали разговорчики о том, сколько кандидатских и докторских диссертаций было подготовлено силами наших архивистов, скольких уважаемых людей осчастливили тихие подручные Валентина Юрьевича… Правда, о том, как благодарили управляющего делами эти уважаемые счастливцы, даже наиболее языкатые сплетники предпочитали помалкивать.

Самое оригинальное обнаружилось в самом низу последнего листа. Ответ бессовестной прессе был подписан моей фамилией.

Сотрудники расходились в недоумении и предвкушении. Недоумевали по поводу факта обязательного коллективного обсуждения статьи, предвкушали продолжение интриги. Я упорно делал вид, что не замечаю бросаемых на меня взглядов. Витюша задержался в дверях и помялся, как всегда.

Я вскинул брови, опять почти по-спикерски.

– Поговорить?

– Да.

– Тогда прикрой дверь.

Витюша прикрыл и сел на ближний ко мне стул.

– Там Колобков копии материалов затребовал, – сказал он вполголоса.

– Каких материалов?

– Наших прошлых договорных публикаций в «Фактах и комментариях», за которые парламент платил.

– А кто он такой, чтобы требовать? – спросил я.

Витюша опустил свои ясные очи.

– Ты дал? – продолжил я.

– Нет пока.

– И не давай. Как объявится Колобков, пусть ко мне идет.

В последующие минут сорок я периодически названивал в приемную Хрюшникова. Там любезнейшую Алевтину Викторовну после обеда сменила совсем неприветливая и немногословная Елена Вячеславовна. По ее словам, спикер то принимал депутатов, то говорил с Москвой по прямому проводу, то, наконец, уехал в неизвестном направлении, не сказав, когда вернется. Звонить Хрюшникову на мобильный я не стал, памятуя о его категорическом запрете на подобного рода действия. Дела пресс-службы Виталий Иванович срочными не считал.

Оставив это бесполезное занятие, я вышел прогуляться и размять ноги. В курилке на первом этаже, у запасного выхода на улицу, раздавались какие-то всхлипы. При ближайшем рассмотрении источником этих звуков оказалась сотрудница нашего собственного печатного издания Ольга Дмитренко. Она то затягивалась сигаретой, то громко шмыгала носом. Глаза у Ольги были явно на мокром месте.

– По какому вопросу плачешь? – осведомился я.

– Достал уже, – мрачно ответила Ольга.

– Я?

– Нет. Колобков.

– Что конкретно случилось?

– Текст мой опять потерял, а на меня орет. Будто я его не сдавала!

– Ты протоколируй и документируй.

– Протоколирую! По электронной почте посылаю в соседний кабинет! Но он же чокнутый! Номер сверстает, в типографию отошлет, а потом про свои же планы вспоминает.

– Амнезия.

– Что-что?

– Заболевание такое. Не рыдай, побереги здоровье. А то будешь такой же, как он.

– Типун тебе на язык! – Ольга нервно затушила окурок. – Пойду работать, а то сегодня еще в редакцию надо, за авансом.

Коллектив парламентского издания был почти в полном составе приписан к редакции бывшей областной партийной газеты «Ленинское знамя». С каждым его членом оформляли краткосрочный договор: с новичками – на месяц, со всеми остальными – на квартал. Считалось, что в таком случае люди будут острее чувствовать ответственность за свои слова и поступки. На довольствии в аппарате стояли двое: Колобков, редактор выпуска, и фотограф Колёсиков. Последнему платили сущие копейки, и он, как мог, подхалтуривал, устраивая левые фотосессии с депутатами. А пишущая наша братия регулярно бегала в «Знамя» за сладкой копеечкой, подвергаясь там мелким унижениям. Старые «ленинцы», которые давно приватизировали редакционный особняк со всеми активами, свысока смотрели на входящих-исходящих. Сами они бросили писать вообще, сдавая газетные полосы под рекламу, постановления-извещения и договорные материалы о достижениях властей.

Простившись с Ольгой, я вернулся к себе на этаж. Под дверью кабинета переминался с ноги на ногу приснопамятный консультант Колобков. Со мной он поздоровался, как всегда, в искательной манере, но я этого тона не принял и, молча кивнув, уселся в кресло.

– Расскажите, Владимир Владимирович, зачем вам копии материалов.

– Понимаете, Алексей Николаевич, это поручение Валентина Юрьевича. Эта грязная заметка – однозначно провокация против парламента. Нельзя, чтобы такое сходило с рук, и Валентин Юрьевич того же мнения.