Но сегодня Панин подумал, что доктор не совсем прав.
Что годы уходят неощутимо и скоро их останется совсем мало.
Что сейчас он – не молодой, но и не зрелый человек, у которого все впереди.
Математик с наполовину написанной докторской, которую можно возобновить.
Возможно, стоило остепениться, уйти из зоны венерических рисков и жить с одной женщиной.
На матфаке университета женщин работало столько же, сколько мужчин.
Но ни одна – кроме лаборантки Галины Сергеевны – не вызывала нужного отклика.
Думать о том было грустно.
–…Очень хорошо! – голос Ильина вырвал из невеселых дум. – « Отлично »… Дмитрий Викентьевич не возражает?
– Не возражает… – откликнулся Панин.
Все поступающие на специальность « менеджмент » были одинаковыми неучами.
Сюда шли интеллектуальные отбросы, которым не нашлось места даже в Полицейской академии.
Всем можно было поставить хоть « пять », хоть « два », поскольку их знания равнялись минус бесконечности.
Сам Панин находился в скверном настроении из-за того, что звонок заведующего оторвал от Галины Сергеевны.
Но старый сморчок Ильин имел право на приоритеты по своему вкусу – опять-таки, потому что все абитуриенты были одинаковыми дураками и дурами.
–…Где ведомость, давайте подпишу!
– Йессс! – воскликнула Тюльнёва, повернувшись к аудитории.
– Обэхээс… – вполголоса буркнул Панин и выкликнул следующую по списку фамилию: – Коровкина!
Девушка, поднявшаяся со второго ряда, была не в Ильинском вкусе.
Небольшая, со скромным бюстом и светлым личиком, на котором неестественно выделялись губы, накрашенные алой помадой, она явно приехала из деревни.
Об этом говорил тот факт, что в жаркий летний день девушка поддела черные колготки под светлое платье, как никогда не делали горожанки.
– Дмитрий Викентьевич, начинайте, – сказал Ильин, вытащив телефон и что-то там рассматривая. – Я послушаю.
– « Формулы сокращенного умножения », – прочитал Панин первый вопрос билета.
– Ну да, они, – подтвердила девушка с комедийной фамилией. – Они самые.
Ее взгляд был столь радостным.
– Давайте сюда, – сказал Панин, отложив в сторону билет и протянув руку.
На листе, не испачканном посторонними записями, значилось лаконично:
( x + y ) 2= x 2+ 2 xy + y 2.
– Хорошо, – он кивнул. – И даже очень. Второй вопрос…
– Что – « хорошо », Дмитрий Викентьевич? – спросил Ильин. – Формулу я вижу. Но что она означает? Я вас спрашиваю, Коровина…
– Коровкина, – поправила девушка.
– Извините, Коровкина. Прочитайте, что вы тут понаписали.
– Ха плюс у два наверху равно ха два наверху плюс два ха-у плюс у два наверху, – бойко проговорила абитуриентка,
– Что за « ху », кто наверху?! – Ильин взвился так, словно это касалось его лично.
– Это…
–…Что вы несете?
– Формула написана правильно, – не давая Коровкиной раскрыть рта, ответил Панин.
Как математик он должен был быть возмущен, но как человек понимал, что будущему менеджеру эти чертовы формулы сокращенного умножения понадобятся не более, чем собаке пятая нога.
– Девушка волнуется, запуталась, – добавил он.
– Волнуется она… – с ядом ответил желтолицый доцент. – Не здесь надо было волноваться!
– Но я, тут…
– Идите. Неудовлетворительно!
– Послушайте, Аркадий Валентиныч, – возразил Панин. – Давайте посмотрим второй вопрос!
Не понимая себя, он защищал несуразную абитуриентку.
– Чтобы еще одно « ху » увидеть, только внизу? Не о чем говорить, – отрезал Ильин. – Человек не может внятно прочитать то, что написал сам. Неудовлетворительно.
Схватив со стола экзаменационный лист, он сунул его девушке в руки.
– На будущий год приедете поступать. И попросите, чтобы вам кто-нибудь эти формулы прочитал вслух прежде, чем явитесь на экзамен.
Закусив губу, девушка встала и деревянной походкой прошагала к двери.
– Кто там следующий? – спросил Ильин. – По списку… господин Малышев, не так ли?
–…Можно я, я уже готова!
Девица, которая поднялась из среднего ряда, была еще более телесатой, чем Тюльнёва. На сегодняшнем экзамене лимиту « пятерок » явно предстояло исчерпаться.
– Начинайте сами, Аркадий Валентиныч, – тихо проговорил Панин. – Мне нужно в туалет.
Работа в паре с Ильиным была епитимьей перед очищением на доцентское звание, но никто не мог заставить работать всерьез.
Читать дальше