Егор Букин - Надежда и отчаяние

Вскоре меня окликнул Иван:

– Ну ты что там застрял? Купил?

– Э… Да, – рассеянно ответил я.

Расплатившись, я вышел. Мы еще немного поговорили насчет этого мероприятия в парке. Затем я поплелся домой.

Прибыв в свое жилище, я незамедлительно повесил костюм в шкаф, надеясь, что его не сожрет моль или другие насекомые (не знаю почему мне казалось, что они здесь есть). После лег на диван, стараясь вытянуться. Видимо, слишком долго ходил или сидел, вновь заболела спина.

Обе книги мне наскучили уже спустя двадцать минут.

На меня ни с того ни с сего напали депрессия и раздумья. И почему все так устроено? Почему я не могу найти себе места? Загораюсь чем-то, увлекаюсь этим, думаю об этом, а через пару дней (в лучшем случае недель) совершенно к этому охладеваю. За примером даже ходить не надо: я трижды менял предметы, которые буду сдавать на ЕГЭ. Я словно не от мира сего, словно бы действительно был создан для какой-то шутки. Меня наделили сотнями недостатков и швырнули на эту планету, чтобы последить и посмеяться надо мной. Я поднялся и направился к своему пальто, висевшему в шкафу. Покопавшись в карманах, я извлек из них черную в белую тонкую полоску коробочку с надписью «Слепота», внутри которой оказалась всего одна сигарета.

– Черт… – тихо выругался я и подошел к окну. Там, теряясь в пелене снегопада, слабым сиянием светился ночной город.

Чиркнув спичкой, зажег свое успокоение. Сигареты были самыми дешевыми; табак до того вонял, что люди, когда я курил на улице, расходились, зажав нос пальцами. Но эти сигареты, наверное, одна из немногих вещей, наряду с таблетками, которые заставляет меня жить этот день. Эта та сила, которая удерживает меня от прыжка из окна или под поезд. Это то, что позволяет мне тешить себя мыслью о том, что все еще может измениться к лучшему. Да, наверное, сигареты и есть моя надежда.

Холод с улицы, летевший из настежь открытого окна, проморозил меня насквозь, но я продолжал стоять, почти не чувствуя рук. Мне кажется, я уже вообще ничего не чувствовал.

Я смотрел вдаль до тех пор, пока не начал непроизвольно вспоминать то, как впервые начал курить. Воображение мучительно и ужасно начало рисовать тот прохладный август полгода назад. Я любил ее, любил так сильно, как только позволяло это делать мое сердце. И она подавала мне все знаки. Ей даже нравилось, когда я дотрагивался до нее и обнимал; она говорила, что я важен для нее. Я наконец начал думать, что мои страдания кончились. Ха, глупец!.. В один прекрасный момент все исчезло. Однажды я просто не выдержал и признался ей, будучи почти полностью уверенным в положительном ответе. «Я просыпаюсь – первая мысль о тебе; засыпаю – и последняя мысль тоже о тебе; да и в течение дня я часто ни с того ни с сего ловлю себя на мысли о тебе. Ты мне даже снишься, как бы смешно это не звучало…» Положительный ответ… Нет. Ни объяснений, ни причин. Ничего. Меня точно ударили чем-то тяжелым. На душе и в голове было очень паршиво. Я три дня почти ничего не ел. Просто не хотел и не мог. Вместо этого я лишь бродил по улицам, чтобы себя измотать и не думать об этом; но это не работало. Я думал то́лько об этом. Я громко разговаривал сам с собой; я матерился, проклинал все и вся, чуть ли не плакал, отчего все прохожие косились на меня, принимая за пьяного. Я до сих пор не могу поверить, что все ее знаки симпатии, все ее чертовы слова о том, как я для нее важен, о том, что ей без меня одиноко, все ее улыбки и долгие взгляды – всего лишь дружеская чепуха.

Это один из тех моментов, когда все теряет цвет, когда жизнь резко окрашивается в серые тона, а ты ничего не можешь с этим поделать. А потом – холод, серость, пустота, завершение формирования корки на сердце. Все, больше ничего не чувствую. Когда то прекрасное, что столько месяцев росло в груди, вырывалось наружу слезами счастья, в одночасье лопнуло, исчезло. Это момент, когда ноющая тупой болью дыра в груди осталась на долгое-долгое время. Это момент, когда ты окончательно утрачиваешь веру в лучшее. Но почему же я тогда еще жив?..

Да уж, любовь, конечно, очень прекрасное чувство, но оно настолько сильно заставляет страдать, что лучше уж не любить вовсе. Это я очень хорошо усвоил.

Я сделал еще одну затяжку, выпустил клуб невкусного дыма и все образы рассеялись из моей головы, как рассеялся этот дым. Я начал думать о другом.

Но сложно сказать, о чем конкретно я думал в тот момент. Мысли путались, сбивались, расходились, затем вновь сходились. Огромный комок мыслей никак не удавалось распутать. Я лишь смотрел безжизненным взглядом на сигаретный дым. Он сперва поднимался вверх, а затем постепенно расползался, превращаясь в туман. Иногда я стирал рукой эти хлопья и смотрел на то, как дым делится надвое.