Людмила Герстен - Прощай, рак. Борьба за выживание и прощальный танец со смертью

Когда отец Катерины вошел в комнату, рассчитывая сделать сюрприз для дочки, та не сильно обрадовалась. Она сердилась и даже не хотела смотреть в его сторону и разговаривать. Карлос подошел осторожно и поздоровался. Как ни в чем не бывало принялся целовать, обнимать ее, стал шутить. Должна признать, что у него очень хорошо это получается, он обладает прекрасным чувством юмора. В конце концов Катерина немного приободрилась и начала общаться с ним. Она обиделась на меня за то, что я ее не предупредила. Но все-таки, думаю, была рада видеть папу. На самом деле он приехал в очень подходящий момент: я могла чуть-чуть расслабиться в этой изматывающей ситуации и восстановить свою энергию. Это было важно, чтобы поддерживать Катерину, идти вперед, пытаясь как-то смягчить страдания.

Неожиданно позвонили из Испании и попросили приехать по делам. Я оставила Клима, Катерину и Карлоса и улетела на два дня в Испанию. Совсем на короткое время смогла хоть немного отключиться от такой напряженной обстановки и быть спокойной, зная, что дочка под присмотром и окружена любимыми людьми. По возвращении домой я была как новенькая и имела, казалось, неисчерпаемое количество внутренних сил для того, чтобы сопровождать и ободрять доченьку.

Но… через несколько дней началось худшее. Паника и страх охватили Катерину. Нестерпимая боль пронзала и опоясывала голову и все тело. Порой она начинала биться головой о стену, кричать и плакать, пытаясь хоть как-то облегчить страдания.

– МНЕ БОЛЬНО! ОЧЕНЬ БОЛЬНО! И Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ! Я НЕ ХОЧУ ТАК ЖИТЬ, Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ, МНЕ БОЛЬНО! – кричала она уже от полного бессилия.

Это самое страшное, что я могла услышать от своего собственного ребенка. Моя девочка заявляет, что больше не хочет жить. Мы пытались успокоить Кейт всеми возможными способами, сохраняя спокойствие и терпение, а это было очень непросто.

– Спокойно, Катерина, потихонечку боль начнет уходить, вот увидишь. Мы будем принимать успокоительные, пить воду, между этим будем гулять. Постепенно, доченька, все будет хорошо, вот увидишь, – говорила я, обнимая ее и целуя. Очень важно, чтобы она смогла почувствовать нашу любовь и понимание.

Мы всегда были рядом с Кейт, ни на минуту ее не оставляли. Вот уже месяц, как на лице ребенка не появлялась улыбка, а было лишь постоянное мучительное выражение. Это уже была не та маленькая девочка, которую знали буквально месяц назад, а взрослый, зрелый человек в детском теле.

Расслабиться и дышать посвободнее я могла только ночью, когда малышка засыпала. Я не ложилась сразу, а садилась на краю кровати рядом с ней, наслаждаясь ее спокойствием хотя бы во время сна, с осторожностью лаская и целуя, зная, что сейчас она не мучается и не страдает от боли. Какая радость – видеть ее умиротворенное лицо, не омраченное слезами, хотя мешки под глазами говорили о большом стрессе и усталости.

Когда Павел жил с нами, мы делили с Катериной одну комнату. После отъезда Павлуши Катерина перебралась в его, но спать приходила ко мне, как и раньше. Ложась рядом, я пыталась оставить ей побольше места и не ворочаться, чтоб не разбудить доченьку.

Каждая минута, каждая секунда ее сна превратились в наиболее ценную часть нашей жизни. Какая радость, что я могу хотя бы на это время ощущать ее теплое тело таким спокойным, не видеть на лице страданий. Эти моменты и ощущения стали настоящей роскошью. Время с вечера до утра позволяло расслабиться и давало облегчение, особенно для доченьки. По крайней мере, она могла восстановить силы в течение ночи, чтобы выдержать следующий день с надеждой на то, что он будет лучше предыдущего.

Дочь уже с трудом ходила в школу, на уроках она присутствовала всего два-три часа – только для того, чтобы сменить окружение и не проводить весь день в ЧЕТЫРЕХ СТЕНАХ. Боль сопровождала ее постоянно, и не было этому конца и края. Мы надеялись, что смена обстановки, отвлечение на учебу поможет ненадолго забыть о боли. Но с каждым днем Кейт становилось все труднее оставаться там. Шум школьных коридоров, кричащие дети – все становилось невыносимым. Да и не было таких друзей, которые хотели бы с ней поболтать или поддержать ее. Совсем одна, хотя и окруженная множеством детей. Ей было одиноко и тоскливо. Ни одноклассники, ни другие ученики не знали о ее тяжелом состоянии, и, возможно, никому не рассказывать о нем было не самым лучшим решением. Но на тот момент мне совсем не хотелось сообщать кому-либо о здоровье своего ребенка. Только учителя были в курсе, и очень внимательно следили за ситуацией, и в случае чего сразу же предупреждали. Звонили часто, волновались, боялись и сильно переживали, настороже были всегда.