Первую в жизни двойку я получил также во втором классе. За диктант по украинскому языку. Заслуженно. Маловато книг на украинском читал. Зато стихи на украинском запоминал влет и декламировал без малейшего акцента. Этим и спасался от троек за четверть. А результаты моего чистописания демонстрировали всему классу: «Как не надо писать». Но четверку за четверть и год все-же натягивали: хорошисты, как и отличники, требуются во все времена.
В виде награды, за успешное окончание второго класса, мама взяла меня с собой в дом отдыха. Городок Ворзель под Киевом. И санаторные корпуса в сосновом лесу. Долго не мог поверить, что деревья могут быть таким огромными. А под ними – маслята в безумном количестве. Все червивые.
По ночам белки забирались в комнаты через открытые окна. Съедали сласти, остававшиеся на столах. В руки не давались, но на кроватях иногда сидели. Скушно неимоверно. Даже пруд с огромным количеством головастиков и лягушек не спасал. Тем более, что в нем запрещалось купаться.
Потом женщины выявили соседку – какую-то безумно крутую певицу. Она благосклонно отнеслась к предложению провести вечер песни. После первого завывания все мужики незаметно исчезли из зала. Я – за ними. Они по пиву, а я поддержал компанию лимонадом. Угостили коллеги.
Каждое воскресенье мама брала меня с собой в Киев. Самым тяжелым испытанием оказалась экскурсия в Киевско-Печорскую Лавру. Особенно пещеры. И кельи, в часть которых можно было заглянуть. Только освещения там не было. И вдруг, одна из женщин заявляет, что увидела тело на скамейке в дальнем углу кельи. И я начал шарахаться от всех дверей по ходу пещеры.
Потом обвык. После того, как увидел ряд стеклянных ящиков, в которых находились скелеты, одетые в богатые одежды. И надписи – граф такой-то… Странно, но длина этих ящиков была не больше метра. Это что, были дети?
Экскурсовод объяснил, что особо сухой воздух пещер способствует естественной мумификации тел умерших. Мне от этого уютней не стало. Хотелось побыстрее уйти отсюда.
В конце похода по ближним пещерам нас собрались вести в дальние пещеры. Тут я заныл, очень громко и противно. Особенно после того, как увидел мумию святой, лежавшей на скамье в коридоре. Она была почти полностью накрыта черной материей. Только ее левая рука оказалась открытой. Черная кожа и белые ногти. И эту руку целовали проходящие женщины. В общем, не выдержал я… Большинство экскурсантов меня поддержало.
После этого демонстрация церквей, разрушенных фашистской бомбежкой, уже не впечатляла. Хотя золотые кубки с эмалевыми картинками в музее показались очень красивыми.
На следующее воскресенье мы поехали по киевским магазинам. Наверное, именно тогда я возненавидел шопинг. Уже после третьего огромного магазина казалось, что подо мной качается пол. И ужасно болела голова. Перед четвертым магазином я решительно уселся на крыльцо и заявил, что никуда не пойду. Ворох покупок не позволил маме тащить меня за руку. И взяв с меня обещание, что никуда не уйду, она отправилась в это чудовищное здание.
Отсутствовала мама очень долго. Я уже начал беспокоиться – что с ней случилось? А тут еще прохожие взбесили. Начали монетки бросать. Заорал: «Я НЕ НИЩИЙ!!!», да так, что все шарахнулись. Меня трясло от злости и унижения. Так впервые проявилась моя гордыня. Но как это было обидно… Мама, узнав – смеялась.
В третьем классе нас готовили уже в пионеры. Водили в сквер имени Павлика Морозова с облупленным гипсовым горнистом. Которым Павлик никогда не был. Выдали для прочтения серию книг о юном герое. Читал, ужасался жизнью того времени и восхищался отвагой Главного пионера Советского Союза. Но чем ближе подходило время собеседования на соответствие высокому званию Юного пионера Советского Союза, тем больше подкатывал страх от необходимости закладывать своего папаню в милицию. Как врага народа. Для того, чтобы соответствовать…
К счастью, такой вопрос на собеседовании никто не задал. Нас большим стадом загнали в огромный Дом Культуры и повязали красные галстуки. А потом мы сами выступали на праздничном концерте с песнями и плясками. Я читал очень длинный патриотический стих. Учители восхищались памятью. Остальные зрители тем, что стих все же закончился.
Ага, чудо-ребенок. Не только память. Отец рано научил меня играть в шахматы. И я, как вундеркинд, в обязательном порядке, обыгрывал пьяненьких гостей. С тех пор ненавижу эту игру. И шашки, за компанию.
Читать дальше