Марина Хольмер - На крыльце под барельефом

– Это ваш там? – спросила уборщица, широкими взмахами швабры рассекая гулкое пространство и приближаясь к застывшей с клеенчатой сумкой на коленях перепуганной женщине.

– Мой… Витенька… Спрашивают там одного, без меня. Разве ж так можно? – произнесла она испуганным шепотом.

– А чего нельзя-то? Дети сейчас бойкие такие, побоятся пару минут, а потом ничего, только успевай… И мусорят… Как освоятся, так тут же мусорить начинают… Читать-то умеет? – поинтересовалась уборщица со знанием дела.

– Ох, вроде про буквы говорили… Некогда мне особенно с ним заниматься. А что, все детишки читают так прямо раньше, до школы, что ли? Да и вообще, разве не всех принимают? Что за экзамен такой… Он у меня больше машинки… играет, возит… Да и медлительный…

– Ничего, у них такие методы специальные, что сразу прям все видят, годится им ребенок или нет. Школа-то у нас особенная, англицкая, детки умные, потом все сразу в дипроматы идут… Не волнуйтесь вы так, вон они вышли уже. И мальчик ваш с ними!

Директор, завуч и учительница одного из будущих первых классов были в недоумении и замешательстве. Редко, но все же случалось, что родители совсем не понимали, в какую школу привели свое чадо и что такое собеседование. Мальчик Витя не только не умел читать и не знал половины букв, но он неохотно и медленно говорил, был нелюдимым, голову опускал, как будто хотел спрятаться. На вопрос, в каком городе живет, он ответил, что город, конечно, большой, но в деревне у бабушки лучше. «У ребенка замедленное развитие, – жестко вполголоса вынесла вердикт завуч начальной школы, – ему вряд ли прочитали что-то за его жизнь, кроме „Курочки Рябы“, да и это тоже под вопросом…»

– Делать что будем? Курочка Ряба… Шутите все… Мальчик из микрорайона. И так проблемы, мы их почти не берем в этом году. Как построили эти две новые пятиэтажки, поток потянулся… Один другого эйнштейнее… Но делать-то что будем? – директору не нравилось вырисовывающееся непростое будущее. Он уже видел себя на ковре в райкоме, где женщины со значками партийных активистов ждали от него вразумительных ответов на поступившие от трудящихся микрорайона жалоб.

– С этими домами всегда проблемы… Давай, товарищ директор, иди. Объясняй маме, что мальчик Витя не прошел экзамен…

– Без ножа режете! Опять будут в РОНО вызывать! Устроили тут лавочку, скажут, как в университет принимаете! А дети, наши советские дети, все одинаковы, и образование им полагается дать…

Директор, энергичный и полный идей, недавно вернувшийся из Польши и с курсов повышения квалификации, старался изо всех сил создать школу с новым, в рамках разрешенного, духом советского «царскосельского» лицея. Микрорайонная разнарядка висела гирями и тянула вниз. Жалобы писались пачками. Детей пропихивали правдами и неправдами, приказами из райкома и обещаниями помощи школе.

Впрочем… в этом случае, с мальчиком Витей, похоже, можно рискнуть, подумалось директору, – за мамой вроде никто не стоит… По крайней мере, ему это известно не было.

– Здравствуйте, уважаемая товарищ Мирошкина!

Мама Вити встала. Она смотрела на директора с замиранием сердца, с благоговением. Так товарищ Мирошкина взирала снизу вверх, проходя в стройных рядах рабочих своей фабрики, на членов Политбюро, которые сдержанно приветствовали народ с трибуны Мавзолея на демонстрации 7 ноября.

– Ваш сын произвел на нас большое впечатление, – начал директор, в целом не погрешив против истины. Таких детей сюда приводили нечасто.

Директор сделал паузу, дав возможность женщине прочувствовать важность момента, а себе собраться с мыслями:

– Так вот, дорогая товарищ Мирошкина, я хотел спросить у вас: вы в курсе, что эта школа непростая, с углубленным изучением английского языка?

– Как? Углубленным? Английского? Ну… да, я в курсе, конечно. А что ж, Витя тоже может тут…

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить, – директор аккуратно и бережно взял родительницу под локоток и придал своему тону легкий шарм интимности. – Витя, конечно, может тут… без всякого сомнения, товарищ Мирошкина! Правда, проблема в том, скажу вам по секрету, что мы увидели во время собеседования у вашего мальчика м-м-м… математические способности.

– Правда? – мама искренне удивилась и посмотрела на сына, который уже отошел от непонятных взрослых, а также от неприятных минут разговоров со странными вопросами и стоял у стены, сосредоточенно ковыряя в носу. Он доставал сначала из одной ноздри козявки, потом из второй и, внимательно осмотрев их, отправлял в рот. «Сколько раз говорила, чтоб так не делал! Дурачок какой-то он у меня», – подумала она, но тут же одернула сама себя, получив новые потрясающие сведения о сыне. – Мате… математические способности? Да что вы? Неужто правда, товарищ директор?