Марина Хольмер - На крыльце под барельефом

После зеленой машины смотреть общественности было в целом не на что: вслед за ней без особого, как считали все дружно, подхода подкатывали, выбрасывая у стадиона своих чад, несколько машин попроще и цветом поспокойнее, потом на полном ходу газовала, опаздывая, пара уазиков и так, по мелочи, белые «москвичи» и голубой запорожец. Увидев в последнем что-то родное и привычное, дети, текущие ручейком на левый косогор, начинали оглядываться, улюлюкать и почему-то смеяться. На них никто не обращал внимания. «УО 1 1 УО – умственно отсталый. , что с них взять?» – пожимали плечами «англичане».

Думать, что все ученики к белой школе приезжали на машинах и в ранцах несли особого рода яркие пеналы и ручки всем на зависть, было бы ошибкой. Школа любила свое особое предназначение, гордилась своими успехами, но железной рукой подавляла любое разношерстное неравенство, любые «нетрудовые» различия. Дипломатические дома, возведенные недалеко от школы на бывшем пустыре, тоже добавляли свой подрастающий контингент в тот разношерстный котел, где все без исключения несли сменку на вытянутых руках, все стояли в очереди за булочкой на переменке, все по расписанию мыли класс и дежурили с красными повязками, отвечая за порядок в школе.

Один раз Манеши, мальчик из Индии, с прикрытым прозрачной тканью голубым коком из длинных волос, которые нельзя стричь, летел из класса, считая ступени на лестнице, после того как подложил на уроке английского между страниц журнала привезенного с родины скорпиона. Нина Абрамовна, когда вошла в класс, сразу почувствовала что-то неладное – слишком тихо сидел вечно ерзающий народ, слишком внимательно следили двенадцать пар глаз за ее обычными вроде бы движениями с явным ожиданием и предвкушением. Их ожидание было не напрасным: скорпион был до мелочей похож на живого, настоящего и способен ввести в ступор любого не готового к тропическим сюрпризам преподавателя.

Сначала под откровенный визг испугавшейся учительницы и восторг публики он сам вылетел из журнала и приземлился где-то за шкафом. Вслед за ним был изгнан Манеши, который, от ужаса не видя дороги и дверного порожка, растянулся на лестнице и посчитал в позиции сидя несколько крутых ступеней. Нина Абрамовна вышла, вежливо пригласила Манеши зайти обратно в класс. Приведя уже свои первые, постскорпионные эмоции в порядок (не каждый день ведь находишь между страниц журнала жуткое экзотическое членистоногое), поставила юного шутника-индуса к доске и заставила, красного от стыда, вспоминать на английском всех животных, которые проживают, ползают и летают на просторах его родной Индии.

Дети нашли потом несчастное резиновое животное, у которого от полета и удара отвалилась пара ног. Все, включая Нину Абрамовну, шутку оценили, скорпиона обсмотрели и восхитились похожестью, а Манеши ушел домой с тройкой. Скорпион скорпионом, но животных в родной Индии он помнил немного, назвав слона, попугая, обезьяну и корову, чье мясо нельзя есть из-за святости последней. «Негусто», – был вердикт.

Скорпиона торжественно отдавали родителям. Приход индийских родителей (в школе учились дети как минимум из трех дипломатических семей) был праздником для всех, кроме, разве что, Манеши. Пары в национальных одеждах следовали по коридорам чинно, с достоинством и доброжелательной улыбкой. Для серо-черно-коричневого царства советской школы это было явлением, нездешним откровением. От них пахло чем-то неуловимо особым, дымным, далеким, загоризонтным, чем-то сказочным, из мира Киплинга… Они молча ожидали в коридоре. Учитель выходил и приглашал их на беседу в кабинет. Родители сидели и слушали внимательно, с пиететом, никогда не перебивая, никогда не отстаивая прав своих чад с коками или без. Потом им вручали захваченные трофеи – скорпионов, прыгающих и прилипающих резиновых ярких лягушек, мячики, стекающие со стены липкой каплей, «не наши» водяные пистолеты…

Отец в высоком тюрбане долго и церемонно благодарил учителя, прикладывая руки к сердцу в самом уважительном, почти молитвенном жесте. Мама в длинном одеянии с обязательным тонким прозрачным покрывалом в тон и красной точкой между бровями никогда не открывала рта.

За индийскими церемониями наблюдали ученики. Распрощавшись с учителем, родители выходили из класса, всегда молча, и начинали медленный спуск по лестнице. Все было подчинено четкому распорядку, родителям не нужно было даже оглядываться: через несколько минут все трое индийских чад во главе с Манеши, понурив головы, выходили вслед за родителями. Одноклассники переживали, провожая процессию сочувственными взглядами. Впрочем, на следующий день Манеши уже был готов к новым интересным школьным будням на прекрасном русском языке без малейшего акцента.