– Ролан, ах ты врунишка, – сказал Тим. – Ты наплёл, что этот парень не пьёт, но он синий, как мой гараж!
Я лишь развел руками.
– А знаете что, а я хочу выпить за этого парня! Я хоть и проснулся на середине его слов, но дышать тяжко стало. Давайте запьем горькие мысли, – сказал Хан, отлипший от тарелки с горчицей. Мне иногда казалось, что его воспитывали дикие животные.
– Ха-а-ан!
На Хана надвигался другой здоровый мужик. Тим сначала чокнулся со своим другом, а затем принялся приставать ко всем в баре. Его манеры мог терпеть только Хан, потому как эти двое, похоже, были воспитаны в одном лесу.
«Старуха в блеске» оживилась, и, похоже, на самом деле была в блеске золотых зубов и цепей, когда народ оживлённо упивался свежеиспеченной речью Иллариона. Парень же втихую продолжил доедать брусничный пирог.
– Ты там точно ничего не принимаешь, а? – спросил я.
– Ты о чём?
– Лари, ты странный человек.
Он пожал плечами, указав пальцем на мой лоб.
– Ты чего?
– Все рамки в голове.
– Какие рамки…
– Ролан, ты когда-нибудь влюблялся?
– Да, по пять раз за день, было время.
– Да я не об этом. Ты когда-нибудь ВЛЮБЛЯЛСЯ?
Я подумал и ответил честно.
– Нет, Лари, я не влюблялся.
– Сам себе веришь?
– Верю. Мы же сейчас про влюбленность, – сказал я.
– Почему? Я спросил про любовь.
– А-а-а, всё-таки ты хочешь поговорить про любовь, малец. Ну, тогда так и говори.
– Ролан, ты о чем?
– Да о том, Лари. Ты спросил, влюблялся ли я, но не спросил, любил ли я.
– Хорошо. «Любил ли» ты?
– Любил.
Илларион замолчал. Он просидел так с полминуты.
– И как?
– Что «как»?
– Ты чувствовал рамки в голове в тот момент?
– А кто сказал, что я больше не люблю?
– Твоё настоящее состояние, – сказал Илларион. Я и забыл, каким честным он был с людьми.
Я отвлекся и забыл, о чем мы вели разговор, ведь случайно посмотрел на лестницу, по которой спускался ангел. Я не мог поверить, что это случилось так скоро. Меня одолело такое волнение, какое обычно испытывают перед выходом на сцену в третьем классе. Я успокоил колени и по-хорошему разглядел девушку, идущую навстречу. Черноволосая горничная зашла за барную стойку и протиснулась между столом и Фролом, прошмыгнув у меня перед самым носом. Я не помню деталей всей моей жизни, да чего уж там, – я забыл две трети своей тогдашней жизни из-за алкоголизма, – но мускус, который доносился от длинных локонов, я помню, как будто она и сейчас стоит в миллиметре от меня.
– Вот, молодец, именно так и должен выглядеть по-настоящему влюбленный человек, – сказал Илларион.
– Лари, ты что-то сейчас говорил?
– Ну, мы тут с тобой долго беседуем, знаешь ли.
– А мне кажется, что всего миг…
– Ролан, ты куда уставился?.
В разговор неожиданно вмешался Фрол.
– Ты, что парень, да он сейчас в астрале, – сказал хозяин бара.
– С чего вдруг? – ответил Лари.
– Смотри, – усатый мужчина указал на горничную, что меняла тряпки на кухне. Они смотрели на неё через проем в стене, ведущий в жаркое помещение, наполненное паром и брусничными пирогами. Казалось бы, весь бар в тот момент смотрел на неё, но лучше всего это получалось у меня. Наверное, от того она смотрела в ответ. Мы нашли точку соприкосновения, где стремились удержать друг друга, но у меня её увели треклятые тряпки, свалившиеся на пол. Дымка в баре пропала, как только она наклонилась, а когда выпрямилась, в ней уже не было огня. Она просто вышла обратно в зал. «Просто» в данном случае означает, что я перестал быть интересен её душе (так мне показалось). Черноволосая девушка оставила за собой новый поток мускуса, учуяв который, я хотел взять след, придя в один момент в тёплые желанные объятия.
– Ролан, ты чего? – это уже какой раз за день? Пятый? – сказал Лари, и я удивился его новообретённому сарказму.
– Отстань, дурачок маленький. Ты даже разницы не видишь между любовью и дешевой подделкой.
– Просто ты так смотришь на эту девушку, будто она тебе задолжала.
Всё вернулось на круги своя, как только я убедился, что Лари не шутит (что и свойственно этому «ребенку»). Он вновь стал для меня тем славным парнем не от мира сего, что читает проповедь толстым мужикам в баре третьего сорта.
– Нет, это я ей задолжал, – ответил я.
Задолжал признание.
***
Мы сидели ещё час, и все это время Лари что-то рассказывал. Наверно, он хотел донести до меня, что высшая цель человека – благодетель, или что есть бутерброды колбасой вниз – это нормально. И я не думаю, что был обязан ему, потому что имел полное право не слушать. Я бы считался дураком, если бы слушал философию Лари, потому что в тот момент думал об официантке, которая все это время металась по бару. Она то возвращалась в зал, то убегала на кухню, то вовсе выходила на улицу. Я каждый раз хотел подойти к ней и сказать: «Привет, позволь угостить тебя брусничным пирогом после смены». И каждый раз получал ответ: «его никто не любит, потому что Фрол не умеет печь. Да и вообще, мой молодой человек не любит, когда я флиртую с незнакомцами». Печальная ситуация, когда ты сдаешься, не попробовав. Вроде, нет никаких преград. Все рамки в голове, как говорит Лари, однако подойти к девушке и признаться, что у неё красивые ноги, оказывается трудно. Настолько, что проще сказать Фролу про его «красивые ноги».
Читать дальше