Задачи были не то чтобы олимпиадные, а условно нестандартные, такие, какие любят задавать кандидаты в доктора ретивым школьникам – совершенно вне школьной программы. Естественно, привычные к этой манере ученики – решали. Я так бесплодно старался, что даже заболел дичайшей ангиной. Горло моё обложило какой-то гнилью. Я с трудом говорил, почти не мог есть и только бесконечно пил тёплый чай, который без счёта наливали мне из обеденных остатков на кухне столовой. Видимо, была температура, но измерить её было нечем. Лишь когда я решил, что в экспедицию меня точно не возьмут, то обратился таки в санчасть. Раньше боялся спугнуть удачу.
В санчасти меня встретил Арсен, который подрядился при лагере медбратом и которому я, видимо, сильно мешал. Дело в том, что перед Арсеном вилась рыжеволосая скуластая красавица в длинной юбке и с двумя бесконечными косами за ушами – тоже кем-то работала в лагере. Она с задорным удовольствием кокетничала и почти что танцевала на песчаной площадке между крыльцом санчасти и стеной соснового леса, попутно исполняя бесконечную житейскую работу. Медбрат наблюдал за ней маниакально и каждый раз, когда она поворачивалась боком, двигал скулами и закатывал глаза. Затем девица схватила эмалированное ведро, стрельнула и, видимо, убила наповал, раскосыми карими глазами своего визави, после чего утанцевала в лес.
– Горло прополощи! – кинул мне Арсен и убежал вслед за своей невестой в ровный строй сосновых стволов.
Тогда я с наивностью избалованного подростка решил обратиться к Гере, чтобы он, как Старший, как Учитель (специально написал оба слова с большой буквы), решил бы мою проблему с лечением. Соль, что ли, размешал в стакане, йода накапал бы… Гера нашёлся на крыльце клуба. Он с увлечением загонял мелкие правленые гвозди в доски ступеней.
– Ааа, хорошо, что ты пришёл! – заявил он мгновенно, не дав даже рта раскрыть. – Завтра выдвигаемся! – он улыбнулся какой-то своей мысли, не переставая выстукивать молотком странный, ни в каких нотах не записанный музыкальный размер и, не глядя на собеседника, – К семи часам нужно быть у ворот. Не забудь взять кружку, миску, ложку, зубную щётку… – Он наконец посмотрел на меня и снова улыбнулся донкихотской улыбкой, которую можно было бы назвать робкой, если бы не его спокойный уверенный взгляд, и которую можно было бы назвать отрешённой, если бы Гера ежемоментно точно не знал, что делает. – Короче, бери всё, что может понадобиться, – закончил он.
Надо ли говорить, что я проглотил свои жалобы вместе с комком счастья (или боли), громко кивнул, потому что не мог от этой боли говорить и побежал… конечно же, искать соль. Нужно было к утру как-то урезонить свою болезнь.
Уж не знаю, от соли ли, которую мне с выговором дали в столовой, или от удачи, а может, оно и само собой так получилось, но к утру моё горло почти не болело, и я, как и всякий новичок в подобном деле, ухватив себе самый большой рюкзак, вместе с немногочисленной группой ребятишек и тремя взрослыми загрузился в видавший виды Лиаз, и мы поехали в деревню Шивера. Выезжали мы из Атаманово, до которого нужно было дойти километра четыре.
Среди взрослых был и Арсен, совсем не такой активный, как днём ранее, скорее равнодушный, чем воодушевлённый. Его долговязая фигура была обёрнута в армейскую плащ-палатку – брезентовую накидку с капюшоном, и в руке он тащил такую же брезентовую сумку с большим красным крестом на боку. Он вяло удивился моему появлению и спросил, прошло ли у меня горло.
– Спасибо, – ответил я с мгновенной опаской. Я боялся, что Арсен, как медик, запретит мне грузиться в автобус. – А зачем тебе эта накидка?
– Буду в ней спать! – с внезапной гордостью ответил Арсен. – Вы все в палатках, а я у костра!
Хоть и взрослый, но он мне показался совершенным ребёнком в этот момент.
До Шиверов мы доехали совершенно без приключений. Разве что я с ещё одним парнем всё время норовили повиснуть на поручнях, да со щенячьим восторгом ловили, подпрыгивая, каждую яму, в которую то и дело проваливался автобус. Для этого мы специально ушли на площадку у задней пассажирской двери, потому что именно там автобус швыряло особенно сильно. За всем этим неодобрительно наблюдали, но ничего не пытались сказать две бедно одетые старушки – единственные, кроме нас, пассажирки рейса. В Шиверах все вышли, старушки уковыляли в сторону широко расставленных деревянных домов, мы же оказались лицом к степи, из которой с одной стороны приходила одна дорога (по которой мы приехали), а в другую сторону, под тупым углом к первой уходила другая, по которой нам предстояло идти.
Читать дальше