Алиса Гордеева - До первого снега

Стуча зубами, тяну за собой огромный чемодан, и тут в спину доносится низкий прокуренный голос, очевидно, принадлежащий моему деду:

– Убегать в никуда – это всё, чему смог научить тебя Винсенто? Грош цена такому воспитанию!

Сделав, скорее, по инерции, ещё несколько шагов в сторону такси, останавливаюсь, не находя в себе сил обернуться. И, вроде, я должна радоваться, что меня нашли, но в старческом голосе улавливаю ничем не замаскированную неприязнь. Мне даже не нужно поворачивать голову, чтобы понять: меня ждёт очередное разочарование.

– Рита, верно? – Голос деда слышится всё ближе. Слегка хриплый и неспешный, с местным акцентом, он пугает меня ничуть не меньше холодной аргентинской ночи в полном одиночестве.

И всё же, пересилив себя, оборачиваюсь, чтобы тут же пожалеть об этом, а ещё о том, что не успела уехать.

– Анхель Сото? – брезгливо морщу носик, стоит взгляду зацепиться за неопрятного вида старика, идущего навстречу.

Одутловатый седой дед в заношенной, явно не первой свежести одежде. Хотя и одеждой назвать то старьё, что сейчас на нём, можно с огромной натяжкой. Тёплая куртка, прежде чёрная, но по прошествии долгих лет непрерывной носки изрядно полинявшая, с белёсыми разводами, на нём расстёгнута, являя миру объёмный живот, прикрытый полосатым шерстяным свитером в небрежных катышках. Бесформенные штаны с огромным количеством карманов растянуты на коленях и местами все в каких-то пятнах. Но самое страшное – его обувь: массивные сапоги на широченной подошве, цвет которых скрыт под толстым слоем грязи. Весь этот комплект завершает идиотская кепочка, скрывающая старческие залысины и придающая Анхелю убогий вид.

– Винсенто назвал тебя в честь матери – похвально! – тянет старик, улыбаясь, а затем подходит ближе и выхватывает у меня из рук чемодан. – Но лучше бы он научил тебя элементарным нормам поведения, внучка.

Последнее слово Анхель не произносит – выплёвывает. Ему не менее противно смотреть на меня, чем мне на него. Теперь я отлично понимаю отца, в своё время сбежавшего от деда, но и ненавижу его ещё сильнее за то, что сослал меня к нему.

– Шевелись, девочка! – бросает Анхель и катит мой чемодан в противоположную от такси сторону.

Сколько ему? Около семидесяти? Для своих лет он весьма шустро и уверенно передвигает ногами, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы его догнать.

– Как вы меня узнали? – кричу в широкую спину деда.

– Хм… – усмехается тот. – Только избалованная и пустоголовая дочь моего дрянного сына могла прилететь зимой в одних шортах. Отсутствие мозгов тебе явно досталось от отца!

Стискиваю зубы, чтобы не ответить на хамство старика тем же, но решаю промолчать. Он не прав: отец научил меня уважать старших.

– Я не учла, что прилечу ночью, – только и бросаю в своё оправдание, но в ответ получаю новую порцию раскатистого смеха.

– Ты не учла, что прилетишь в Тревелин, девочка!

– Тревелин? – переспрашиваю несмело, в душе надеясь, что речь идёт о пригороде Буэнос-Айреса.

– Тревелин, милая моя, Тревелин! – противно усмехается старикашка, вместо того чтобы всё объяснить, а затем резко останавливается возле повидавшего виды пикапа, не менее замызганного, чем и его владелец.

Анхель с размаху закидывает мой дорогущий чемодан, стоящий явно больше, чем эта колымага, в грузовой отсек, а сам, не обращая на меня внимания, садится за руль.

– Тебе отдельное приглашение нужно, принцесса? – недовольно бурчит он, переваливаясь массивным телом к пассажирской двери. – Шевелись, Рита! А то и к Рождеству не доедем!

– Куда не доедем? – сдавленно переспрашиваю.

– В Тревелин, Рита, куда ж ещё?

Позабыв о холоде, стою, обдуваемая колючим ветром, и мотаю головой.

– Я никуда с вами не поеду! Я хочу домой!

– Теперь твой дом здесь, – чуть мягче отвечает старик, а затем хлопает по затрапезной и однозначно не самой чистой обивке сиденья. – Садись. Не дело в таком виде по ночному Буэнос-Айресу разгуливать. А хочешь обратно, так это с Винсенто договаривайся. Я против не буду: головной боли и без тебя хватает.

Во взгляде Анхеля улавливаю что-то очень знакомое: так порой смотрел на меня отец. Да и глаза старика такие же: темно-карие, выразительные, добрые.

– У меня мобильный не работает! —В полной растерянности топчусь на одном месте. И, вроде, чувствую, что Анхель меня не обидит – так, поворчит немного, – но в то же время сесть к нему в машину не решаюсь.

– А у меня его вообще нет! – ухмыляется дед. – Поехали. Из дома позвонишь.