Макс Новиков - Золотая птичка

Ехал я в кузове «ЗИЛа» рядом с гробом и отгонял назойливую муху, которая летала над дедушкиным лицом, таким спокойным и мужественным. В церкви душило ладаном. Я вышел на воздух…

Сегодня, 12 августа, у дедушки память, он родился в этот день. Мы с ним поговорили в мыслях, и он сказал: все будет хорошо, так и должно быть. Жизнь и смерть сменяют друг друга, и это нужно принять как данность. И я ответил:

– Дедушка, я люблю тебя.

Моей горячо любимой бабушке,

Новиковой Зое Алексеевне, посвящаю.

– Ты, Максим, картошку-то потоньше чисти, – сказала мне бабушка, когда слухом уловила, что в ведро падает тяжелая картофельная кожура. – В войну и очистки шли в дело. Что-то высушим, перемелем и в муку добавляем, а которые убирали и весной сажали вместо картошки.

Мне всегда казалось, что за два года службы очистив несколько тонн картофеля, я довольно-таки неплохо справляюсь с этой задачей, но с бабушкой не поспоришь – за плечами прожитый век и характер будь здоров! И чтобы хоть как-то замять свою неловкость, я просил бабушку рассказать мне подробнее о жизни в военные годы.

Мы – бабушка, мой папа (её сын) и я – готовили праздничный стол к юбилею главного действующего лица этой истории. В маленькой кухоньке крутились втроем: бабушка достала рыбный пирог из духовки, папа принялся готовить гуляш, а я большей частью был на подхвате. Бабуля, в конце концов, выбрала минуту передохнуть, неловко переступила к холодильнику и присела на табурет. Сложив иссохшие натруженные руки на коленях, и глядя затуманенным взором на рисунок обоев, она начала легко и с деталями свой рассказ:

«До войны мы жили не сказать, что богато, но и не бедствовали: было, что поесть и одежда была приличная по тем временам. Скотину держали: корову, лошадь. Лошадь тогда – это о! ты что! Изба не шибко большая была, а стояла недалеко от пруда – огород к воде. Задних дворов не было – во как жили! Не от кого на замки не закрывались. Огородик картошкой да луком засаживали, – время-то не было за всем поспевать ходить. Урожай добрый родила – земля-то от пруда водой напитана, унавожен опять же с коровой-то. Семья у нас была: мама, тятя (папа), и нас ребятишек четверо; я старшая из них была. Если я с тридцатого года – вот, Максим, и считай, сколько мне лет в войну-то было.

Помню, 22 июня в воскресенье мы всей семьей пошли на массовое гуляние. Родственники с нами, соседи, вся улица. Тогда часто устраивали массовые гуляния. Позже такие гуляния пикниками стали называть. Казалось, вся Камбарка (в Удмуртской АССР) высыпала на берег пруда, туда, в верховья. Солнце пригревало. А бережок-от густой травкой порос весь сочной да зеленой, – точно по влажному ковру ходишь. Я, значит, маме помогала: покрывало расстелили, еду разложили. Ребятишки кто купаться побежал, кто в игры играть. Молодежь по лесу прогуливались, валежник для костров собирали. Мужики байки рассказывали да ребятишек гоняли, чтоб те не подслушивали. Самовары задымили; кто-то и патефон умудрился принести, красивый такой, красным бархатом изнутри обтянут. Дядя Савва на гармошке играл, улыбаясь беззубым ртом и мигая одним глазом. Второй-то глаз он в Первой мировой с германцами оставил. А девки до того голосисто частушки пели, даже в лесу эхо повторяло… Что скажу: дружно все жили, весело, душевно! И напьется кто, дак песни горланит, а не в драку лезет.

Туда к пруду и радио протянули даже, чтобы музыку играло. Жердину вкопали, репродуктор нацепили. Этот-то репродуктор и заскрипел, захрипел: «После полудня прозвучит важное сообщение!» Мы-то детвора дальше играть – и ухом не ведем. А взрослые

притихли, начали переглядываться. Я еще у мамы-то спрашиваю: «А что такого по радио-то сказали?» – «Сама ничего не поняла, дочка, – мама-то отвечает»

Иди, говорит, за малыми присмотри, а то вон у воды играются.

И вот спустя какое-то время музыка из этого рупора прекратилась, и диктор заговорил: «Германия, без объявления войны, напала на Советский Союз!»

Что тут началось! Закричали, заплакали люди-то; ребятишек похватали и домой бежать. Бегут и кричат: «Филипьевна, ты-то как будешь? У тебя же трое их, сыновей-то!», «А я-то, бабёнки, как? Вовсе ведь одна… сгину!», «Ой, а мне-то чё делать – одни девки у меня-то!» Мужики шли быстрой походкой к своим домам и грозили бабам кулаком: мол, хватит причитать! А голодные чайки уже клевали брошенную на берегу пруда еду.

Ночью Камбарка не спала. Я на печи лежала и слышала, как тятя с мамой до самого рассвета обсуждали, как жить, что делать: продавать скотину или покамест оставить. Словом, выдюжат ли. А мне одного только хотелось: лишь бы тятю не забрали. Плакала неслышно, кулак кусала.