Ашель Поль - Низвержение

На последних словах мне будто показалось, что незнакомец в пальто немного вздрогнул, но затем для общей видимости поправил сползавший воротник, вжался в свое пальто и будто бы задремал дальше.

– Да, весь город точно с ума посходил! В Бюро не протолкнуться! Очереди тянутся с Кольцевой и дальше! Пока Довлатов у руля, да еще и заместителем, эта шумиха с наследником точно не уляжется, говорю тебе!

– Что?

Но краснолицый будто загорелся и не собирался уже останавливаться – при этом он так мастерски орудовал куриной ножкой, всячески стараясь пробудить страсть во мне к городским сплетням, что я по достоинству оценил бы его пируэты, разбирайся я в них.

– Да, наследник! Люди не могут нормально есть, работать, в постели между мужем и женой только и разговоры про наследника, все говорят, все делятся, суетятся! Кому же перейдет наследство, да и само Бюро? Ведь его сын… Царство ему…

– То есть господин Шпруц…

– …а наследника нет и нет, и уже, видит Бог, так и сгинем, коли наследник не объявится. Газеты только пестрят новостями – мол, скоро! Да! Объявится! Верьте и зажигайте свечи! Уже знаки видят, какие-то знамения… Астрологи…

– То есть вы хотите сказать, что господин Шпруц…

– А мы этим прохвостам, сука, не верим! Не верим! Историю читал, а? Историю читал? Все повторяется из раза в раз, и коли такое произошло…

– То есть…

– Да, черт возьми! – рубанул наконец краснолицый по столу так, что господин в пальто вздрогнул и, кажется, окончательно проснулся.

– Господин Шпруц умер…

– Да что ты никак не угомонишься?! Да, умер, умер! Скоро сорок дней, вон… Снова весь город соберется.

…Относительно недавно скончавшийся господин Шпруц не оставляет наследников. У народа появляется надежда, что Бюро перейдет в чьи-то благонамеренные руки по типу того, что произошло во времена моего рождения… Пересуды и взрыв в прессе, когда вскрывается, какое Шпруц оставляет наследство… Тысячи отдаленных родственников со всего света устремляются в Ашту в жалкой надежде быть официально признанной родней. Затянувшееся дело десятки лет назад, когда появился шанс… единственный шанс на какие-то более или менее значимые перемены (в головах людей). Затем последовавшее вмешательство небезызвестной на тот момент семьи в иерархию Бюро, когда второй срок Шпруца подошел к концу. И вот, казалось бы, вот оно – долгожданные перемены, радость, новые лица, обещания и заверения в светлом будущем, предвкушение завтрашнего дня и… законченный скандал вместе с закономерной потерей репутации и доверия у той же семьи, когда вскрываются неприятные подробности… А затем все снова по накатанной: переизбрание Шпруца, кормежка ожиданиями, обещания на камеру, тяжелые дни и жизнь на обочине, казалось, до конца дней своих… До этого дня, когда я узнал, что Шпруц скончался, это казалось просто невозможным.

– Слушай, дружок, а как тебе, а как тебе такое, что его величают господином, ха-ха? Господин Шпруц, как ты это находишь? – стучал он по коленке своего дремлющего собеседника, который, сонный, только подавал признаки заинтересованности. – Ума не приложу, как можно было вернуться к такому-то, к господинам-то, а? Ладно, к тебе, вот, на «ты», к малому на «ты», к бабе своей и подавно, но вот он-то сумел, он-то сумел! Он сумел продавить всех – мол, вы либо господином Шпруцем меня величайте, либо… Хе-хе, и подчинились-то, щенята-то подчинились, но вот какие господа, какой еще господин – вот что мне хочется знать, какой еще такой господин? Мы что, и правда вернулись обратно к крепостничеству? Или мы оттуда не выходили? Слуги господ – это то, что мы заслуживаем? Господин? Господин Шпруц, господин Остацкий, которые, кстати говоря, в родстве. И что, взять тебя вот, Ахматов, начистишь ты всем задницы в своей, как ее там? Канцелярии? Бюро? Ах да! И что теперь, тебя тоже господином величать? Господин Ахматов, пожалуйте к чаю, господин Ахматов, вам письмо пришло (когда письма сейчас пишут только высокопарные кретины), господин Ахматов, когда вам… Тьфу! И это то, что мы заслуживаем? Ахматов, дружище, дружбан, друг дней моих суровых, пропойца и старый сукин ты сын, это то, что мы заслуживаем? Малец, ответь мне, кто вы там, потерянное поколение? Очередное? Или пустое? Поколение неженок! Так вот, вам, быть может, и виднее… Стариков судить – много ума надо! Да не стой же ты в проходе, чертов идиот, вон уже сколько тебя обойти пытаются! Эх ты… Знаете, господин Ахматов, видать, это именно то, что мы заслуживаем. Если мы дожили до того, чтоб видеть весь этот позор, допущенный нами, видеть, как вся смытая с нас грязь ходит под солнцем под личиной всех этих господинов Шпруцев и их подсосов, то, видать, мы заслужили нового господина, новых и новых господ до конца наших дней. Как это было? Пошути с рабом, и он покажет тебе задницу? Позавчера мы разрушили все, что так любили, вчера пустили бесполое потомство, сегодня допускаем господинов, а завтра мы рабы, которым показывают задницу. Или уже? Что это, на горле ошейник? Тебе смешно, Ахматов, тебе смешно… Пока твоя скрытая задница охлаждается в тени, я гордо хожу под испепеляющим солнцем. Но ты смейся, Ахматов, смейся. «Когда мои кости под лучами солнца сотрутся в пепел, поднявшийся ветер вберет в себя мой прах и прах всех, кто ходил под солнцем…», и этот прах забьется в твою нору, Ахматов, набьет тебе глотку, тебе и тебе подобным, тогда ты наконец единственнейший и первый раз в своей никчемной жизни выберешься под солнце. Тогда-то мы и будем смеяться, Ахматов. Это то уже, чего заслуживаешь ты, дружбан.