Анастасия Стрельцова - Молоко змеиной матери

Переодевшись в белую рубашку и легкие шорты, Лео спустился вниз. У стола хлопотала Люсия. Бартоломео молча курил сигару, сизый дым от которой поднимался к потолку, принимая причудливую форму располневшей змеи.

Лео показалось, что он попал на другую планету. Он покашлял.

– Вы как раз к ужину, Лео, садитесь за стол, – Люсия поставила перед ним тарелку с дымящейся похлебкой. Яркий помидорный цвет и густой запах паприки щекотали ноздри.

Лео благодарно кивнул и принялся за еду, не удержавшись от восторженного возгласа.

– Я говорил, что она вкусно готовит. Хоть мать ее и ушла, когда ей не было и года, дар передался, – подал голос Бартоломео.

– Да, очень вкусно, – вежливо подтвердил Лео.

Свет замигал беспорядочными всполохами и погас. Люсия зажгла свечи. Очаг отбрасывал длинные тени и потрескивал толстыми поленьями.

– У нас часто отключается электричество, – извиняющимся тоном сказала Люсия.

– Я видел, как моя жена все больше походила на трость, делалась все тоньше и тоньше, высохла совсем… и девочка моя Люсия похудела, словно тоненькая ржавая веточка. Через несколько месяцев у них обеих уже были не лица, а маски с оливковым отливом… Мы много страдали в то время: семья, соседи, люди в деревне. Люди видели ее и не переставали говорить: «Эй, она совсем не прибавляет в весе, кормите своего ребенка, твой ребенок тощ, твоя женщина утратила блеск. Посмотри, что ты с ней делаешь, не может быть такого, чтобы ты не кормил свою жену и дочь…» И они были правы: Люсия скорее походила на мертвого поросенка [2] Как мертвый поросенок – калька с испанского. Бледно-синюшный, как в витрине магазина перед Рождеством. , чем на младенца. Люди плохо думали обо мне, – Бартоломео вздохнул.

Люсия тихо дотронулась до руки Лео.

– Простите моего отца: сегодня ночь полной луны, и он всегда беспокоен под ее светом.

– Все нормально, у него есть причины для тоски. И мне… Мне интересно слушать его.

А Бартоломео, словно и не с ними разговаривал, он курил длинную сигару с кислым терпким вкусом и отмерял слова, словно и не рот был у него, а маятник старых часов.

– Черная в ночи змея выпрямилась, зевнув от ярости. Так вот, дети мои, один из немногих, кто жил здесь, на этой же улице, сказал тогда: «Посмотрите, не входит ли иногда животное ночью в твой дом, Бартоломео, и не наводит ли беспорядок. Потому что есть змея, которая может сосать кормящую мать». Я ответил, что прослежу за этим, и начал наблюдать за домом. Каждую ночь змей приходил – хромой, игривый и жадный, опустошая грудь моей жены, – Бартоломео задрожал в беззвучном рыдании, затряс головой, – мой нежный цветок, моя влюбленная девочка… Я живу сейчас, сгорая от стыда, что был невнимателен, крепко спал, оставив ее одну наедине с темнотой. Демон полз по кровати между подушками и головой храпящего мужа, слишком сонного и самоуверенного, чтобы верить в такое… Я даже представить не мог, что змеи пьют материнское молоко, в первый раз узрев, как змея кусает заостренный зернистый сосок, глотает сладкое молоко, отдает свой собственный хвост маленькой девочке, которая зажимает его в кулачке. Пока змей опустошал мою жену, ребенок, бедная Люсия, вместо соски сосала твердую змеиную погремушку.

Бартоломео затих. Из-под его рук, закрывающих лицо, текли слезы, скапливаясь под подбородком…

Лео ошеломленно смотрел на него. Но старик уже затих, мерно посапывая в кресле качалке.

Люсия убрала со стола и сложила посуду в глубокую раковину. Лео молча закатал рукава и принялся мыть посуду. Люсия хотела возразить, но ничего не сказала, видя, как он делает все умеючи. Она вытирала вымытые им тарелки и складывала в старинный громоздкий буфет с дверцей без одного стекла. Они молча и слаженно работали, словно уже стали парой, прожившей годы вместе.

Ночью Лео долго ворочался, жалея о том, что позволил себе выспаться днем. Его поразил рассказ Бартоломео. Он размышлял над тем, зачем его сюда привела судьба. Ведь все решилось в самый последний момент, когда он планировал участвовать в археологических раскопках Андалусии. Он решил расспросить утром Бартоломео, как все же тот победил змея.

Тихий свист привлек его внимание. Лео прислушался: в горной деревушке ночью не так уж много звуков. Собаки, лаявшие вечером, утихли, насекомые уснули. Далекий крик лесной птицы затихал сразу же, как только начинал звучать.

Свист повторился, сопровождаемый шорохом, будто невидимый гость потирал руки в бумажных перчатках. Лео привстал. Включив фонарик на телефоне, глянул на время: четыре утра.