Наталья Веселова - Марфин дом

Для настоящих полетов истребитель имелся один – штопаный-перештопанный, и взлетать на нем было опасно даже с самым опытным инструктором: имелась вполне реальная возможность погибнуть в родном небе на истребителе, но не в героической схватке, а просто из-за того, что самолет решил, наконец, сломаться насовсем не на аэродроме, а прямо в воздухе. Оттого на «настоящий самолет» даже не очень рвались, предпочитая старенькие, но, как ни странно, надежные сельскохозяйственные «этажерки» «У-2». Известно было, правда, что эти неповоротливые и низкоскоростные сооружения начали с успехом использоваться в специальном женском авиаполку в качестве ночных бомбардировщиков, но это, скорей, воспринималось как легенда (легендой и остался на многие годы тот непобедимый женский полк, получивший позже за Сталинград звание Гвардейского).

– Настоящую практику пройдете в боевых условиях, – мрачно шутил один из инструкторов, которого недолюбливали, подозревая в нем вражьи пораженческие настроения.

В тех же настроениях Олег имел некоторые основания подозревать и своего нового друга Мишку и не подозревал лишь потому, что Мишка был его земляк-ленинградец, тоже из профессорских детей и тоже доброволец. Возникал вопрос: если он доброволец, то какой же пораженец – и наоборот. И все же после некоторых разговоров с Мишкой у Олега начинало нехорошо свербеть где-то «в середке», а в голове недвусмысленно, хотя и беспредметно пока, мелькал образ Особого Отдела.

– Что-то не очень нравится мне все это, Олег, – говаривал, бывало, Мишка в свободную минутку нервного сентябрьского дня, и умные, но непроницаемые его глаза становились еще более умными и непроницаемыми. – Ты сам посуди: два раза в месяц –новый набор, два раза в месяц – новый выпуск… Нас здесь, как селедок в бочке, учат – прямо по «Онегину» – «чему-нибудь и как нибудь». А ведь и мы с тобой через пару недель – того… Станем младшими лейтенантами и летчиками-истребителями. Ты вот мне по совести скажи – ты чувствуешь себя готовым так вот прямо сейчас – взять и «истребить» настоящий «фокер» с пулеметами и здоровым фрицем, пролетевшим всю Европу, а? Если чувствуешь – то ты просто идиот…

– Но это же не повод, чтобы… – беспокойно прервал было Олег.

– Чтобы не попытаться его истребить? Конено, не повод, – спокойно согласился Мишка. – Да и просто повезти может – вдруг он невыспавшись будет. Только… Знаешь, по моим скромным подсчетам, из одного нашего училища с начала войны вышло около полтысячи летчиков… Так ведь училище такое не одно, их по всему тылу – десятки, будь уверен… Скажи, Олег… Куда столько летчиков?

– Куда?! Как куда?! – горячился Олег. – Страна спешно строит самолеты – не могут же они без летчиков!

– Это все так, конечно… – задумчиво тянул приятель, – Но… Сейчас-то у нас и одной десятой самолетов нет по отношению к количеству летчиков. Не-ет, друг… Тут другое что-то… Самолеты построят, конечно, но не для того же нас тут в такой спешке готовят, чтобы девять из десяти сидели потом на аэродромах и ждали, пока каждому пригонят по новому «ястребку»… Будь уверен: как приедем в полк – и в тот же день в бой, значит…

– Значит… – повторил Олег и сразу понял, что продолжать этот разговор не хочет, и именно потому, что лучше не знать, что это значит.

– А значит, – безжалостно закончил Мишка, – а значит, здесь просто готовят камикадзе – вот что это значит. Это значит, что там, – он ткнул большим пальцем вверх, – прекрасно знают, что для большинства из нас дело ограничится одним боем. Потому нас и надо так много, Олег. И потом, ты заметил, что нас учат чему угодно, но посадку показывали только раз? Да это же просто потому, что нам почти наверняка не придется садиться…

Надо было, конечно, что-то срочно ответить, опровергнуть, пристыдить. Сказать, что товарищ Сталин никогда не допустил бы такой бессмысленной бойни, что «там», конечно, лучше знают, сколько нужно самолетов и летчиков, и что нельзя так говорить, потому что это не по-комсомольски и вообще не по-человечески – подозревать в других такой ужас – но ни слова не смог вымолвить Олег, потому что внутри у него все задрожало – и вовсе не от возмущения: он просто понял, что так же задрожат и губы, надумай он что-нибудь ими произнести…

И вот, спустя две недели, уже младшими лейтенантами, уже на аэродроме авиаполка, к которому их приписали, Мишка с Олегом невзначай поменялись судьбами…

Они вдвоем пробегали по лужайке к столовой, когда до их ушей донеслась специфическая авиационная брань, соотносить которую с известными им понятиями они еще не научились. Невольно задержавшись и повернув головы, они увидели коренастого старлея, который что-то доказывал носатому капитану: