Арсений Веденин - Бездна на двоих. Книга первая

– Пейте воду. Вкусная.

Адриан сделал мизерный глоток.

– Обычная. Я думаю, можно начать.

Городецкий сел в кресло напротив Адриана и очень внимательно на него посмотрел, словно вглядывался в замысловатую картину на выставке современного искусства. И свет пасмурного полдня придавал этой «картине» какой-то особый шарм. Понимая, что пауза затягивается, Городецкий сухо начал:

– Адриан, скажу вам честно, по телефону я так и не понял, в чём будет заключаться моя помощь. Но я вижу, что вы чем-то подавлены и…

– Берите выше. Я уничтожен. Единственное, что мне сейчас нужно – это чтобы меня кто-то выслушал. Просто выслушал. Я не ищу помощи, я ищу понимающие глаза. Вот этот ваш прищур… Если бы вы знали, как мне не хватало этого сосредоточенного прищура непустых глаз…

Городецкий действительно пытался понять. Перед ним сидел молодой парень, в глазах которого таилась какая-то страшная загадка, зовущая за собой в самую глубь человеческой боли. Лицо Адриана было подобно полотну, на котором художник вначале написал изумительный красоты утренний пейзаж, а затем сошёл с ума и поверх картины грубыми мазками набросал жуткую абстракцию. Но казалось, что стоит только этому юному созданию непринуждённо улыбнуться и его улыбка влюбит в себя всё живое на нашей планете. Какая катастрофа произошла с этим ангелом? Почему в 23 года в его глазах читаются все мировые войны и потрясения человечества? Словно какая-то дьявольская сила высосала всю красоту и молодость из этого беззащитного существа и поместила в колбу, которая теперь пылится где-то на самом дне души. Не в состоянии больше выдерживать этот прожигающий взгляд, Городецкий снял очки и стал протирать и без того идеально чистые стёкла.

– Адриан, я хочу, чтобы вы понимали… Мои услуги стоят недёшево и просто сидеть вас и слушать…

– Я знаю. Самое дорогое, что мы, люди, можем друг другу дать – это время. Это единственный ресурс в нашем мире, который вернуть невозможно. И за ваше время я готов платить столько, сколько нужно. Пока мне позволят финансы…

– Что вас привело ко мне?

Адриан посмотрел в окно. За ним – полное равнодушие к человеческой жизни. Да и очевидно – Городецкому его история нужна не больше, чем тем серым гигантам из стекла и бетона, умытым московским ливнем, что зарядил с самого утра. Но желание быть кем-то выслушанным уже стало жизненной необходимостью.

– У вас можно курить?

– Вообще-то я неделю назад… Вам можно.

– Уже думал бросить, но разве бросишь с этой блядской жизнью, – по лицу Адриана скользнула болезненная улыбка. Затянувшись как следует, он несколько секунд отстранённо смотрел перед собой.

При слове «блядской» Городецкий слегка сморщился. Этот дворовой лексикон совершенно не вязался с тонкими и удивительно правильными чертами лица его собеседника.

– Адриан ещё не поздно остановиться. Я вижу, что ваши раны не зажили, а вы хотите расковырять их ещё глубже. Вы уверены, что вам это нужно?

– Всё началось около трёх месяцев назад. К тому времени я уже закончил факультет журналистики Московского университета. Мне доверили вести раздел культуры в ведущем столичном издании. Карьера шла в гору. Родители не могли нарадоваться моим успехам. Отец тогда возглавлял крупный медиахолдинг, мать была примой ведущего московского театра. Не жизнь, а сказка. Но потом сказка закончилась. С того самого дня, как этот человек ворвался в мою жизнь, она стала напоминать какой-то психоделический сон с редкими проблесками сознания. Но знаете… Это как раз из тех снов, когда просыпаться не хочется. Кода сон намного понятнее и естественнее, чем сама жизнь. Его звали Марк. Поменяйте местами в этом имени две буквы и получите то, во что он превратил мой мир. Но у этой бездны был какой-то сладковатый привкус. Неизвестность манит и всегда интересно, что же там, на самом дне. Пожалуй, эти три месяца были самым лучшем временем в моей жизни. И самыми кошмарным.

– Боюсь, я вас не очень понимаю…

– Максим, а думаете я понимаю? Я потому и хочу вам всё рассказать, чтобы хоть как-то разобраться в том, что вообще со мной произошло. Мне это просто необходимо проговорить.

Городецкий задумчиво смотрел на Адриана, словно пытаясь взглядом открыть этот «ящик Пандоры». На самом деле, где-то глубоко внутри у Максима красным неоном мигали формулировки того, во что ему предстоит погрузиться: токсичные отношения, взаимное разрушение друг друга. Городецкий стал забегать вперёд, стремясь получить вразумительный ответ на главный вопрос и как можно быстрее с этим покончить. Это, конечно, было не профессионально. Как пациент, Адриан вызывал у Максима неподдельный интерес, но как личность – чувство нарастающей тревоги, которую как лист бумаги хотелось сложить в самолётик и выпустить прочь из этой комнаты. Но пока Городецкий владел ситуацией.