Часто Филипп звонил ей домой, и задыхаясь от хохота, рассказывал невероятные картины местной тусовки, которые ему ранее даже не снились. Особенно эпохальными были его рассказы о двух конкурирующих старичках, довольно серьёзно парализованных. Тем не менее, они вели себя как настоящие бойцовские петухи: бросались друг в друга памперсами, пытались пописать на кровать противника, и плевались чаем. На третью ночь после его инсульта ей приснился страшный сон, в котором увидела уходящий силуэт мужа на фоне свечи, подскочила и начала молиться за него. Мила плакала и просила Бога о милости. Она не смогла бы пережить его смерть.
На следующее утро, когда она приехала в нему в городскую больницу, от медсестёр она узнала, что умер его сосед по палате. Филипп тоже мог уйти, так как спросонья встал, чтобы пойти в туалет, но поскользнулся и начал падать. Если бы не проходивший мимо медбрат, который вовремя его подхватил, то возможно, и он сегодня бы не проснулся. Но все следующие его походы в больницы с инсультами в Саратове и диабетическими комами во Франции, Мила проживала более спокойно. Так как видела, что это следствие его неразумного образа жизни, потакающего себе во всём бодрящегося старичка рядом с более молодой женой.
Мила включила компьютер, и снова просьба о знакомстве от незнакомца. На фото – очень привлекательный мужчина пятидесяти лет, хорошо одетый, солидный, с дорогими часами на левой руке на фоне яхт. В этот момент, возможно ещё спросонья, она даже не отдавала себе отчёта в том, зачем, она приняла его в друзья. И тут же благополучно забыла об этом, так как нашла очень интересную психологическую статью о принятии себя и других, такими, какие они есть. Умом она понимала, что многих людей у неё получалось принимать с их экзотическими и раздражающими привычками или способностями, каких у неё не было. На незнакомых или малознакомых она редко обижалась, часто воспринимала поверхностно, как декор или массовку, за что её часто обвиняли в равнодушии и холодности. Но к близким, друзьям, любимым людям и к семье у неё были свои счёты, иные отношения, основанные на взаимных ролевых играх, совместных сценариях. Тут были и обиды, и непонимание, ревность и страдания.
Довольно сложными были отношения с дочерью. Евгения родилась слабенькой, хрупкой девочкой с очень выразительным и умным взглядом. В роддоме, в палате на 5 женщин, куда приносили детей – закутанных как матрёшки в какие-то странные солдатские покрывала, и распределяли их по кроватям. Выдавали на руки туго завёрнутые треугольники с морщинистыми личиками и кричащими беззубыми ртами. Мила с удивлением пыталась вглядеться в этих существ, которые виделись в её воображении инопланетянами и сравнить их с мамочками, обессилевшими после тяжёлых родов.
Там была пухлая голубоглазая девочка Алёнка. Её щёки щедро выступали за край платочка, толстенький курносый носик весело подпрыгивал, когда её подносили к полнокровной груди худой и не очень молодой мамы, причём грудь её была неиссякаемым источником молока. В отличие от Милы, которая поправилась телом, а молока почти не было, и её малышка часто оставалась голодной и недовольной. У другой её соседки по палате родился мальчик с очень большим носом. Уже в проёме двери, когда санитарки на специальном сервировочном столике привозили деток на кормление, появлялся его профиль, то все дружно приветствовали Георгия Гогиевича – сына известного в городе грузинского таксиста, которому очевидно не нужен был тест на отцовство.
Приходил пожилой детский психолог, рассказывал, что малыши до трёх месяцев неосознанные, маму не узнают. Когда Мила смотрела на других деток, то она соглашалась с врачом, да, чаще всего глаза новорожденных деток ничего интересного не выражали. Но у её дочери с первых дней жизни был взгляд умудрённой опытом женщины – серьёзный и требовательный.
Ей никак не удавалось придумать подходящее имя к холодно изучающим серым глазам, тонкому носику и светлым бровкам дочери. Все роженицы уже давно придумали имена своим детям, называли их ласково и нежно, воркуя над кулёчками или гордо показывая в окно приходившим родственникам. Одна Мила в раздумьях перебирала разные имена, выбирая гармоничное сочетание с отчеством и фамилией. Родные передавали ей записки со своими вариантами на выбор, в сопровождении недоваренной курицы, солёных огурцов, больше похожих на кабачки, и её любимой халвы. В начале 90-х даже такой странный паёк был за счастье.
Читать дальше