Ирина Красовская - Иллюзорея, или Иллюзорная реальность

Ночью Миле приснился очень странный сон. Ей часто снились необычные, а иногда и вещие сны, но этот был таким реальным и немного тревожащим. Она оказалась в некоем странном пространстве. Это была часть большого дома, где она раньше жила с мужем, а вторая часть с отдельным входом всегда оставалась закрытой. Мила ощущала своё нахождение в этой комнате всеми чувствами. Она касалась мебели, осязала слабый запах цветов в вазе на столе, вибрацию каких-то тонких внутренних чувств и диалоги с невидимым, но доброжелательным собеседником.

Потом, на какое-то время, она улетела по делам в другое пространство, а когда вернулась, то увидела, что у неё в гостях находится очень много незнакомых ей людей. Они проникли скорее всего из соседней комнаты, нежилой, до этого момента. Там были в основном семейные пары с детьми. Они беспрепятственно располагались в её доме, раскладывали свои вещи, кушали на полированной мебели, дети бегали и разбрасывали мусор. Мила пыталась с ними общаться и выпроводить к себе, но взрослые люди её не слышали и не видели, а малыши, казалось, замечали её, но общались как с привидением.

После нескольких безуспешных попыток разобраться с этим неуправляемым табором, Мила предпочла проснуться и сразу же забыла этот сон, так как услышала стон Филиппа. Супруги давно спали в раздельных спальнях. Она в своей светло-бежевой с кокетливой мебелью из черешневого дерева, собранной мастером краснодеревщиком; картинами с балеринами; толстыми стопками книг на винтажном столе; тонконогим туалетным столиком со старинным зеркалом, глядясь в которое так легко было себя представить дамой XVII века. А супруг в своей мужской, сине-серой с основательной массивной мебелью, набором плотника и болгаркой под кроватью, кипой газет с обведёнными результатами скачек и биржевым прогнозам на полу, пепельницей.

Опираясь на подушки, бледный Филипп с посиневшими губами полусидел на кровати. Он тихо стонал, из уголка рта текла слюна. Его состояние напоминало диабетический обморок. Миле не удалось разбудить мужа с первого раза, спотыкаясь о разбросанные газеты, она побежала на кухню за апельсиновым соком и сладким печеньем. Только с третьей попытки, когда она осмелилась слегка ударить его по лицу, Филипп очнулся, как будто не узнавая, оглядел Милу и комнату мутным глазом и снова застонал. Он был таким слабым, рука беспомощно цеплялась за её плечи, слова выпадали из его рта в беспорядке и не могли сложиться в осмысленную фразу.

В три часа ночи Мила позвонила в службу спасения. Молодые, крепко-сложенные парни и высокая хрупкая девушка в синей униформе и берцах ловко уложили Филиппа на носилки, подключили к нему разные проводки и увезли в больницу скорой помощи. Она осталась сама в большой квартире, удивлённая своему спокойствию. Спать уже не хотелось, только какая-то навязчивая, но неуловимая картинка из сна стояла перед глазами.

Первый раз, когда Филипп серьёзно заболел в её родном Саратове, она очень испугалась. Мила так сильно переживала за супруга, что впоследствии ей пришлось обращаться к психологу из-за излишней тревожности и эмоциональной зависимости. У него случился микроинсульт – правую сторону тела частично парализовало, лицо съехало, как у перестиранной маски. Так как ВИП-палата в этот момент была на ремонте, Филиппа положили в обычную палату с парализованными старичками, ходящими под себя и полу-умирающими спившимися мужчинами. Запах в битком набитой палате был такой плотный, что казалось, эту плохо пахнущую субстанцию можно было потрогать руками. Койки стояли тесно. Медсестры, уворачиваясь от рук шаловливых старичков, с одной стороны, иногда вынуждены были садиться на колени к больным на соседних кроватях.

Филипп почти не говорил по-русски, но был дружно принят в этот колоритный коллектив. Даже дородные дамы-поварихи, развозившие порционные кисели и пюре с неизменной селёдкой в громадных чанах, в своих почти белых халатах, ластились к седовласому иностранцу благородного вида. Они щедро отваливали ему непомерные порции гречки с подгоревшим гуляшом или припрятывали лучший кусочек курицы. В первые дни французский пациент презрительно осматривал и обнюхивал больничную еду. Поэтому Миле приходилось привозить ему в больницу приготовленные ею вегетарианские салатики и запечённую рыбу, помогать одеваться и кушать. Но потом ему понравился этот безумный фольклор, и он приноровился есть левой рукой.